Невеста зверя (сборник)
Шрифт:
– Последний гонец от принца. – Папа ткнул в драгоценное ожерелье, поблескивавшее у ног узника. – Принес взятку, чтобы помолвку разорвать.
Отец хмыкнул, наклонился и порылся в земле пальцами. Одилия помогла ему разгрести грязь, скрывающую тусклое, серое яйцо.
– Но, папа, он ведь не виноват…
Чародей осторожно вытащил из земли яйцо.
– От традиций не уйдешь, милочка. Еще Софокл писал: «Никто не любит гонца, приносящего дурные вести».
Он вынул из плаща булавку и проколол яйцо, бормоча слова из rara lingua. Затем подошел к пленнику – тот, трясясь, упал на колени. Чародей подул в дырку – из яйца вырвались вонючие сернистые
– Пошлем его принцу в позолоченной клетке с посланием: «Мы с радостью принимаем ваше предложение устроить бал по случаю помолвки». Эх, надо было превратить его в попугая, тогда бы он сам это сказал.
– Папа… – вздохнула Оливия.
– После свадьбы я верну ему прежнее обличье. Обещаю. – Он отнес яйцо к полкам и вытащил ящик с зарытыми в землю колдовскими яйцами. – Какой король лучше заботится о своих подданных?
Принц
Принц скорее вычистил бы все стойла во всех конюшнях королевства, чем объявил на балу о своей помолвке с дочерью чародея. Наверняка отец замыслил его погубить, иначе зачем он обрек его на брак с этой гарпией?
– Отец, образумься! Отчего бы мне не жениться на дочери герцога Бременского? – Принц поглядел на небо. Небо было поддельное: мастера расписывали потолок бального зала. С очередным движением кисти появилось облако.
– На той, которая так красива, что родители заперли ее в монастыре? – поднял брови король. – Мальчик, твоя жена должна быть верна тебе одному. Если эталон мужчины для нее Бог, то тебя она вообще уважать не будет.
– Тогда на той графине из Шаумберга…
Король вздохнул:
– Сынок, хорошеньких наследниц с богатыми поместьями много, но волшебства в приданое не получит ни одна из них.
– Волшебства? Да это просто фокусы!
– Превращение в индюка – не фокус. К тому же фон Ротбарт – самый ученый человек, которого я знаю. Если у его дочери есть хотя бы половина его ума и таланта…
– Мертвыми языками да высокопарными стишками царству не поможешь.
Король рассмеялся:
– Только не говори этого кардиналу Пассерину.
Птенец
В тишине Одилия подняла глаза от пожелтевших страниц книги, в которой рассказывалось, что птенцы пеликана появляются на свет мертвыми, и только мать воскрешает их, клюнув себя в грудь и дав им напиться теплой крови. Одилия своей матери не помнила. Папа никогда не отвечал на вопросы о ней.
Она погасила свечу в подсвечнике и открыла ставни. Ночь за окном была полна загадочных звуков. Одного шума ветра хватило бы, чтобы выманить ее из комнаты.
Одилия подошла к комоду, открыла нижний ящик и нашла под старыми кофтами последнее из припрятанных золотых яиц гербового орла. Она могла бы разбить его сейчас, обратиться ночной птицей и улететь на свободу. Она задумалась об этом соблазнительном плане, глядя на собственное, едва заметное отражение в блестящей скорлупе, затем протерла ее полой халата.
Но желание увидеть лицо Эльстер было сильнее.
И Одилия, как во многие другие ночи, собрала и связала между собой простыни и старую одежду, чтобы по ним, как по веревке, спуститься вниз со стены отцовской башни.
Когда она спускалась при лунном свете, мимо ее головы пролетела какая-то крупная птица. Одилия застыла, оберегая яйцо за пазухой, только пыль из кирпичной кладки под ногами посыпалась под ногами. Летучая
Спрыгнув на землю, Одилия побежала ко рву. Лебеди спали на берегу, закинув длинные шеи за спину и спрятав головы под белоснежные крылья.
Она подняла в воздух яйцо гербового орла. Словами rara lingua она превратила свой ноготь в коготь, острый, как нож, проколола в яйце две дырочки и подула в первую, мысленно произнося заклинания и имя любимой. Ей было трудно удержать слова в голове – они, словно живые, рвались с ее языка на свободу. Может быть, и отец просто не может удержаться, чтобы не превращать людей в птиц… Впрочем, Одилия подозревала, что он от всего сердца любит это занятие.
Ей никогда не надоедало смотреть, как белок вырывается из скорлупы и летит над спящими лебедями, словно болотный огонек, а затем золотым дождем падает на одну лебедушку.
Эльстер сладко потянулась. Когда она подняла тонкие белые руки и длинные светлые волосы рассыпались по ее плечам, Одилии показалось, что это райский цветок расцвел у болота. Девушка сделала несколько шагов; Одилия взяла ее за руку и начала тихонько успокаивать, пока не прошел шок от превращения.
Они направились в лес. Эльстер смеялась от радости – она снова может бежать! Она нагибалась, чтобы поворошить опавшую листву, трогала стволы, затем дернула за ниточку, выбившуюся из шва платья Одилии, и улыбнулась.
Эльстер привезли в башню, чтобы она сшила Одилии платье для выхода ко двору. Одилия помнила их первую встречу, когда она стояла на стуле, а самая прекрасная девушка на свете то тянулась вверх, то опускалась на колени, снимая мерки. Одилия никогда не чувствовала себя так неловко – ей казалось, что она в любую секунду то ли упадет со стула, то ли, споткнувшись, взлетит в воздух, как перышко.
Папа велел Эльстер соорудить для Одилии бальное платье из прутиков и ниток, чтобы оно напоминало птичье гнездо. Но, когда девушки оказались наедине, Эльстер показала Одилии отрезы шелка и батиста и взяла ее за руку, чтобы она пощупала нежную ткань. Она заплела в волосы Одилии ленты цвета шоколада и, касаясь уха губами, нашептывала ей, какой она может быть хорошенькой.
Когда папа ворвался в комнату Одилии и обнаружил, что забытые прутья и листья валяются на полу, а Эльстер расправляет роскошное бальное платье, он потащил несчастную швею в подвал. Одилия побежала за ними, вся в слезах, но не смогла умилостивить отца – тухлое яйцо гербового орла пошло-таки в ход.
В лесу девушки остановились под деревом, чтобы перевести дух.
– У меня есть для тебя подарок, – сказала Одилия.
– Карета, которая увезет нас от твоего отца?
Одилия покачала головой. Она развязала шнуровку домашнего платья, раскрыла высокий ворот и сняла с шеи неудачную взятку принца – ожерелье. Золотые звенья тяжелой цепи заблестели, аметисты заиграли каплями замерзшего вина – казалось, луне ожерелье пришлось по вкусу не меньше, чем девушкам.