Невезучая или эльфы, как они есть
Шрифт:
Я поблагодарила их, погладила и опустила на землю.
— Ты, ш-ш-и!… - прошипела у меня над ухом лирдис, заставив подпрыгнуть от неожиданности.
Причём если бы она не транслировала в это момент, что её злость обращена не на меня, а на мою Наставницу, я бы серьёзно испугалась, так как лирдис была в настоящем бешенстве.
Легчащая тень с земли накрыла малышей от «гнева» хозяйки оазиса.
— Не трогай их. Это я их попросил, — громко озвучил куратор и вышел на тропу.
— Не лезь, — рыкнула она на него.
Она была близко и я ощутила, что Ришалис ищет мою Наставницу, которая в данный момент пыталась улизнуть через
— Не так быстро, — проскрипела лирдис и, сделав крохотную дыру в пространстве исчезла.
Дышать сразу стало легче.
— Что случилось? — спросил Элис.
— Наставница, — ответила я, посмотрела на него и поняла, что спрашивал он не об этом. — А, ну это…, - замялась, не зная теперь, что можно сказать, а что нельзя.
— Идёмте, — подошёл Аеллир, глянул на Элиса и коротко кивнул: — Позже я объясню.
И направился к озёрам с таким видом, словно не сомневался, что мы беспрекословно последуем за ним.
— Что случилось?
Тень скользнула по ширвари, вытянулась и добралась до моего запястья, обвила его, и подняло руку меткой вверх.
— Ришалис, — пожала я плечами, испытывая легкий эмоциональный дисбаланс, после того, что увидела глазами ширвари. — Сказала, что время поджимает.
— Они хотят вернуть тебе твои воспоминания?
— Ты знаешь? — удивилась я.
Элис кивнул.
— И ты мочал?!
— А когда я должен был тебе это сказать?
— Студент Элис, Анна! — резко дернулась моя рука, а вместе с ней и я.
Меня бы так и поволокло, если бы ни малыши ширвари, которые, несмотря на свою пушистую милашность, все вместе весили вполне прилично. Они навалились на меня сверху и удержали мою тушку на месте.
— Твою ж ушастую…, - вырвалось у меня непроизвольно, когда руку натянул невидимый поводок. — Я на такое не соглашалась!
В лице куратора что-то изменилось. Он присел на корточки и положил руку поверх моей ладони. Концентрация тени вокруг запястья увеличилось и мне даже показалось, что его тень обрела форму еще одной руки, после чего маг перенаправил импульс обратно, увеличив его в несколько раз. Случилось неожиданное.
— Граха-ах! — со сдавленным восклицанием, эльф красиво перелетел через кусты и приземлился на тропинке, но ничего себе не повредил, так как умудрился упасть не плашмя, а одним боком и локтем в траву.
Сориентировавшись, ошеломленный ректор поднял голову и с недоумением посмотрел на меня, потом на Элиса и осторожно спросил:
— Что это было?!
Элис отпустил мою руку, развернулся к ректору, и заговорил совсем другим голосом:
— Приятно, конечно, знать, что не я один разучился пользоваться эльфийской связью, — произнёс он, — но учись себя контролировать, Аеллир. Я буду внимательно следить за тобой. Я буду следить за вами обоими.
Глава 8
Глубокие раны
Придя в себя от шока, магистр Аеллир не стал вести себя по-ректорски, наоборот, с напряжённой миной он проглотил оскорбление, и через нашу связь порекомендовал мне никак не реагировать на выступление Элиса, тем более что куратор через мгновение очнулся, и даже не вспомнил, что он делал и говорил.
Подняв меня с земли, куратор спросил: «Что случилось? Почему ты лежишь на земле?», однако ректор продолжал смотреть на меня и качать головой, поэтому я слабо улыбнулась и поспешила отстраниться. Мне не было страшно, но я не понимала, что с ним происходит
Эльф очень быстро привёл себя в порядок и, как если бы, ничего не произошло, решил подождать нас и вместе пойти к озёрам. Что я могу сказать, в этот раз задерживаться я не рискнула. К тому же успели мы вовремя, магистр Шамир, встретившись с джинной, повёл себя крайне неадекватно, он встал перед девушкой в пёстрых одеждах на колени, и начал завывать, покачиваясь и иногда выдирая волосы у себя на голове.
Дядя Анрой пытался его успокоить, но судя по витиеватым ругательствам ничего у него не получалось. Перепуганная Заза спряталась за Самайю, которая, как и джинна, не понимала, что происходит.
Увидев всё это, я впала в ступор. Стояла и смотрела на девушку и её отца и мысли мои метались, потому что я хотела понять, но не понимала. Вдруг из двух связей в меня потекла магия, реальность исказилась, и знания вспышками начали появляться в моём мозгу.
Эта девушка не родная дочь, она дочь его соратника, который спас командира в битве с джинном, но при этом оставил своего ребенка сиротой, и хотя у Шамира уже было три дочери, девочку он взял к себе. Она легко прижилась. Семья приняла ее как родную. Тем не менее, ещё с девства за ней начали замечать некоторые странности: она то была весела и радостна: прыгала, крутилась, танцевала, заражая своим весельем всех окружающих, то резко начинала грустить: много плакала, била посуду и винила каждого, что ее не любят. Чем старше она становилась, тем чаще и продолжительнее случались эти инциденты. Наконец, во время очередного приступа «меня никто не любит», девочка сбежала из дома и присоединилась к бродячему театру, где она стала танцовщицей. И началось… Пестрые одежды, красивые мужчины, дорогие украшения, безумные зажигательные танцы, истерики, слёзы и снова танцы. Одни лица сменяли другие. Она любила и горела, но приходила в себя и начинала ненавидеть себя, особенно когда встречала своего приёмного отца. Как по мне, Шамир был с ней слишком добр, он никогда не кричал на неё, не тянул назад, только просил приходить домой, но от этого ей становилось только хуже — она впадала в уныние.
Последнее воспоминание — девушка, идущая по шею в воде. Её бросил мужчина, которого она хотела получить себе и для себя, но он выбрал другую. В отместку девушка переспала с приезжим магом. У неё случился очередной приступ депрессии. Девушка хочет покончить жизнь самоубийством. Она идёт и идёт, а вода накрывает ее с головой, девушка барахтается, ей нечем дышать, и тогда появляется джинна, как голос в голове, она предлагает снова стать весёлой и беззаботной, но взамен она поглотит её тело и душу, чтобы родить себе ребенка. В момент просветления, девушка соглашается, ведь она знает — она уже беременна.
С часто бьющимся сердцем, выныриваю из чужих воспоминаний, которые, к сожалению нельзя выключить как телевизор, и кашляю, словно только что сама захлёбывалась холодной мутной водой. Слёзы покатились у меня по щекам.
— Ты тоже это видел? — спросил Аеллир сипло, видимо обращаясь к куратору.
— Да, я это видел, — эхом ответил Элис. — Она хотела убить себя и ребенка.
— И что нам это даёт?
Аеллир как и я был под большим впечатлением. В нем был и гнев, и жалось, и сопереживание, что нельзя было сказать об Элисе. У куратора после увиденного возник исключительно холодный интерес и глухое раздражение — он не понимал, почему я плачу.