Невезучая, или невеста для Антихриста
Шрифт:
— И что? Это запрещено?
— А почему они накручены?
М-да. Волосы у меня вообще-то вьются от природы, но, видимо, из-за того, что я всегда их затягивала в строгую офисную прическу, упырь этого не понял.
— Потому что я сегодня вечером иду на свидание, — дернул меня соврать бес, не иначе как какой-то коварной женской наружности.
Люциевич поперхнулся газировкой, расчленил меня взглядом и пробирающим до мороза голосом произнес:
— Позвоните своему… кавалеру… — кавалера он практически выплюнул, а пока выплевывал,
— Это еще почему? — возмутилась я.
— Потому что у вас много работы.
— Я ее всю сделала, пока вы спали.
— Вот мы сейчас вместе и проверим, что вы там сделали, — направляясь к своему рабочему месту, выцедил этот упырь. — И вообще, должность референта предусматривает ненормированный рабочий день. Вы мне нужны, Антипенко. Так что свидания — отменяются.
Адский шеф плюхнулся в свое кресло и начал шуршать бумагами, изображая кипучую деятельность, а я, поглядев на него пару минут с улыбкой, пошла доставать из холодильника так и не тронутые мною в обед отбивные, и пока их разогревала, все думала: вот про "вы мне нужны, Антипенко" — это он вообще имел в виду или применительно только к сегодняшнему вечеру?
— Что вы там возитесь? — недовольно буркнул Люциевич, а узрев поставленную перед ним тарелку, шумно втянул носом аромат мяса и сипло спросил: — Это что?
Господи, и что ж он жрет-то, болезный, если отбивные не признал?
— Вот-вот, дочка. Ушел, паразит, из дому и питается всяким ГМО, — горестно заголосила у меня в голове чертобаба.
— Ешьте уже, — вручив Люциевичу хлеб и вилку, жалостливо вздохнула я. — Голодный ведь. Весь день во рту, кроме трех капель коньяка, ничего не было.
— А вы ели? — жадно набрасываясь на еду, спросил он.
Надо же, вспомнил.
— А я после шести не ем.
— Почему? — эротично пережевывая кусок мяса, полюбопытствовал шеф.
— Поправиться боюсь.
Люциевич чуть съехал с кресла вбок, критично прогулялся взглядом почему-то конкретно по "Марфе Васильевне" и скупо резюмировал:
— У вас прекрасная фигура. Пара лишних килограмм ее не испортят.
Умереть — не встать. Это вот что сейчас было?
И тут до меня дошло. Комплименты Люциевич начинает делать, когда сыт либо пьян. По пьяни он, правда, еще и руки распускает, но зато долго в строю не держится. Нестойкий боец.
Господи, и как это несчастье вообще еще живет на свете? Его ж любой дурак, как рыбу по феншую, может разделать. И главное, варианта-то всего два: надо обезвредить — подсуньте кусок мяса, а если уж совсем вырубить — плесните коньяка.
И так страшно мне за него, убогого, стало. Пропадет же без меня. Вот я, понимаешь, тут ему лизинг спасаю, нервы берегу, подкармливаю, пылинки сдуваю… А придет какая-нибудь пиранья и сожрет с потрохами.
На спине проступил холодный пот, и я, придвинув к лопающему мои отбивные упырю стульчик поближе, подумала, что больше
— Умница, дочка, — медоточиво пропела в моей голове чертобаба, потом раздалось какое-то непотребное чмокание и удовлетворенно-счастливое: "Лукавый ты мой сатанюка".
— Антипенко, а у вас еще чего-нибудь поесть нет? — дожевывая последний кусок мяса, поинтересовался в край обнаглевший босс.
— У МЕНЯ есть. Дома полный холодильник, — язвительно сообщила я.
Шеф задумчиво поковырялся языком в зубах и выдал на-гора очередной перл:
— А поехали к вам домой?
И поскольку я точно помнила, что мясо в коньяке не мариновала, а значит, шеф банально борзел, едко ему улыбнулась:
— А я смотрю, жизненные девизы у нас с вами совпадают.
— Это вы о чем?
— Это я о том, что наглость — второе счастье.
— Это я от вас заразился, — зачем-то обвинил меня в своем хамстве шеф, и мы с "Марфой Васильевной" решили устроить ему бойкот.
— Антипенко, а что это вы затихли? — явно чувствуя свой косяк, подъехал на кривой козе шеф. — Обиделись, что ли? Так я же пошутил.
— А у меня с чувством юмора плохо. И шутки у вас солдатские. Сначала без обеда оставили, потом чуть чести не лишили, а теперь еще и на ужин покушаетесь.
Люциевич неловко кашлянул, видимо, не всю совесть у него три капли коньяка отобрали, и вдруг меня огорошил:
— А пойдемте поужинаем.
Интересно черти пляшут.
— У вас же работы много, — вытаращилась на босса я. — Вы же меня пятнадцать минут назад из-за этого на свидание не пустили.
Понятное дело, что свидания у меня никакого не было, но Люциевичу-то об этом зачем знать?
— А вас, между прочим, на деловой ужин зову, — выкрутился этот хитрец. — За ужином все дела и обсудим.
"Марфа Васильевна" тут же воспрянула духом, и я яростно вжалась в сидушку, чтобы притушить ее энтузиазм.
— Думаете, меня за полкотлеты купить можно? — исподлобья зыркнула я на шефа.
Люциевич скорчил оскорбленную морду и обиженно пробубнил:
— Почему сразу котлеты? Тут за углом есть хороший рыбный ресторан. Там прекрасно готовят омаров…
Гадина. Полкотлеты отдыхали. Меня, оказывается, купить можно было за одну омаровую клешню. Я ж его никогда в жизни не ела.
Снисходительно цыкнув, я вяло сделала гипнотизирующему меня Люциевичу одолжение:
— Ладно. Давайте уже своих омаров, раз все мои отбивные вы единолично сожрали.
ГЛАВА 10
Когда мы вышли из офиса, на улице была чудесная безветренная погода. Белый снег еще утром припорошил серый асфальт, и от этого улица казалась нарядной, а настроение праздничным.
Но стоило мне поднять к темному небу улыбающееся лицо и ступить на тротуар, как Люциевич бесцеремонно подхватил меня под руку и злобно гавкнул:
— Антипенко, под ноги смотрите.