Невидимая битва
Шрифт:
Другие в этом споре приводят примеры похожих исторических процессов, повторяющихся через определенные промежутки времени по одним и тем же законам. Даже подтверждают это странными фактами в жизни вождей народов, появлявшихся в разные времена и имевших совпадения в датах рождения, смерти, в именах и даже в окружении. Как будто приходит время, и рождается именно такой лидер, который необходим в данный момент истории для того, чтобы все шло и дальше в согласии с ее строгими ритмами.
Третьи вообще замечают, что ритмы истории, оказывается, совпадают с циклами солнечной активности. Что стоит светилу нахмуриться,
И что удивительно – все это факты, замечаемые даже при самом поверхностном рассмотрении. Факты, которые невозможно отрицать. Позиции и первых, и вторых, и третьих убедительны и не могут быть опровергнуты, поскольку это не фантазии, а то, что происходило на самом деле – в кабинете царя, на поле битвы, на Солнце. И если взять эти факты в целом, объединив позиции спорящих, то получается, что все вместе – от ритма рождения и жизни людей до миграций народов и взрывов далеких звезд – бьется в одном размеренном, периодичном дыхании.
В этой единой мировой жизни каждая ее частичка, каждое человеческое существо в каждое мгновение делает выбор в своих действиях, пользуется такой индивидуальной свободой, которая не дана Звездам. А Звезды смотрят на то, как наделенные свободной волей земные существа движутся по жизни, по проложенным ими, Звездами, дорогам. Большое в малом и малое в большом, и трудно однозначно сказать: "Вот – это великое, значительное, а это – ничтожное и не имеет значения". И трудно измерить одной только внешней физической величиной глубину этого значения. Трудно обойтись одними только физическими мерами. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
Влияет ли личность на историю или история проявляет себя через личности?
Может быть, это даже не вопрос, подобный парадоксу о яйце и курице, а тема, затрагивающая самые глубокие, внутренние, духовные уровни жизни. К примеру, не принимая в расчет эволюцию видов, невозможно разобраться с яйцом и курицей, неоткуда взять промежуточные между яйцом и птицей формы жизни, да и сам процесс непрерывного совершенствования формы – физическую эволюцию. Так же и личность с историей никогда не сойдутся в одной истине, не будет понято их взаимодействие, если мы не примем во внимание эволюцию человеческого духа. Эволюцию индивидуального человеческого духа, индивидуальный путь души. Если мы и дальше будем отказывать себе во внутреннем содержании – в душе. Если не будем доверять главным нашим приборам познания – интуиции, логике и коллективному многовековому опыту.
Если мы признаем существование души, то придется признать существование духовного мира. А это все равно что оказаться в самой начальной точке познания мира. Там придется начинать все сначала. Там нужно будет заново открывать те новые – запредельные – законы наследственности и теории относительности. Там откроется еще более глубокий океан непознанный. И не от того ли страх человека, который хочет считать себя всезнающим, перед признанием души?
А теперь вопрос из той самой – запредельной – области: может ли влиять на историю медиум? И в чем может заключаться его влияние? И чье это будет влияние?
Самая
"Гитлер стоял в своей комнате, шатаясь и оглядываясь по сторонам с потерянным видом.
"Это он! Он пришел сюда!" – всхлипывал Гитлер. Его губы побелели. Пот катился крупными каплями. Вдруг он стал произносить цифры без всякого смысла, потом обрывки фраз. Это было ужасное зрелище. Он выкрикивал какие-то странные сочетания слов, весьма странные. Потом снова замолк; но продолжал беззвучно шевелить губами. Его растерли, заставили выпить. Потом он неожиданно взревел: "Там! Там! В углу! Он там!" Он топал ногой по паркету и кричал. Его успокоили, сказав, что не происходит ничего необыкновенного, и он понемногу успокоился. Затем он очень долго спал и вновь стал почти нормальным и терпимым" [232].
Как-то Гитлер беседовал с Раушнингом, главой данцингского сената, и пытался изложить ему свой взгляд на процесс эволюции человеческой расы. Раушнинг воспринял объяснения Гитлера как желание селекционера улучшить германскую породу. Он стал возражать о невозможности создать искусственно новый эволюционный вид. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
– Но вы не можете сделать ничего другого, как только помочь природе, – сказал он. – Вы можете только сократить путь! Природа сама должна дать вам новую разновидность. Ведь до сих пор селекционерам только крайне редко удавалось добиться мутации породы животного…
– Новый человек живет среди нас! Он здесь! – торжествующе воскликнул Гитлер. – Вам этого довольно? Я вам открою тайну. Я видел этого человека. Он смел и жесток. Мне было страшно в его присутствии [233].
Это были редкие минуты откровенности, когда фюреру не терпелось приобщить к своей великой тайне кого-нибудь из простых смертных. А простой смертный не знал, как воспринимать такое откровение, и кто сидит перед ним – сумасшедший или действительно посланник каких-то богов.
Раушнинг описывал то впечатление, какое на него производил Гитлер:
"Глядя на него, приходится вспоминать о медиумах. Большую часть времени это обычные, незначительные существа. Внезапно на них, как с неба, нисходит сила, власть, поднимающая их над обычными мерками. Эта сила – нечто внешнее по отношению к их действительной личности. Она – как гость с других планет. Медиум – одержимый. Исчерпав этот порыв, он вновь впадает в ничтожество. Я абсолютно убежден, что нечто подобное происходило и с Гитлером. Персонаж, носивший это имя, был временной одеждой квазидемонических сил. Это соединение банальности и исключительности – невыносимая двойственность, немедленно ощущалась при контакте с ним. Подобное существо мог бы выдумать Достоевский: соединение болезненного беспорядка с тревожным могуществом".