Невидимка и (сто) одна неприятность

Ясная Яна

А Даниэль только хмурился и без конца озирался, будто ожидал погоню с минуты на минуту.

Глубокая складка на переносице разгладилась лишь ненадолго, когда он задремал в очередном поезде, уронив голову мне на плечо.

Вечер застал нас в Трентоне — небольшом городишке на севере страны.

— Переночуем здесь, — решил Лагранж. — Тебе нужно выспаться.

Мы опять же без каких либо проблем заселились в ближайшую гостиницу, и когда Лагранж представился при регистрации мистером и миссис Клэйтон, мне стало одновременно

и смешно, и очень жарко. Но при виде свежей постели с ослепительно белыми подушками, в голове осталась одна единственная мысль — спа-ать.

И я рухнула на покрывало, блаженно вытянув гудящие от постоянного сидения конечности.

— Чур я справа! — я приподнялась на локтях и хитро посмотрела на Даниэля, который не торопился ко мне присоединиться. Он так и топтался у дверей.

— Лали, — он посмотрел мне в глаза. — Мне нужно уйти.

— Что? — переспросила я, выпрямляясь. — Что значит уйти? Куда?

— Мы уже убежали достаточно далеко, ты можешь пока остаться тут. Вряд ли они скоро тебя здесь найдут. Я положил тебе в сумку денег, там должно хватить на приличное время. Но мне нужно уйти.

— Лагранж, какого черта? — устало спросила я, поднимаясь. — Впрочем, зачем я спрашиваю? Я же знаю ответ! “Я не могу тебе сказать”. Прекрасный ответ, очень удобный. Придумай сама, что тебе нравится. Хорошо, я придумаю. Например, я могу придумать то, что ты мной просто воспользовался, чтобы сбежать самому. Ты же все это давно придумал, верно? Просто рунного ключика к защите не хватало. Но теперь, когда Горки остались позади, балласт тебе больше не нужен. Ну как? Отличный я вариант придумала?

Я сама не заметила, как приблизилась к нему вплотную, и теперь стояла сжав кулаки и задрав подбородок, чтобы смотреть прямо в бесстыжие серые глаза. А он даже не отводил взгляда.

— Ты права, — спокойно произнес Лагранж, и у меня сердце ухнуло куда-то в желудок, а он продолжил: — Да, я придумал этот план давно, потому что хотел сбежать. Но если бы не призрак, я бы не ушел сейчас. Я убежал из Горок ради тебя. И теперь ради тебя же мне нужно уйти.

Он вскинул руки и обнял ладонями мое лицо, и этот жест был преисполнен настолько пронзительной нежности, что у меня резко защипало глаза.

— Лали, отец будет меня искать. И найдет. И намного, намного раньше чем руководство Горок, полиция или кто угодно другой. Тебе нельзя быть рядом, когда он меня найдет.

У меня задрожали губы. Я чувствовала себя маленьким ребенком, которому вручили долгожданный рождественский леденец, дали лизнуть один раз, а потом он упал в грязь и его отобрали и выбросили. Когда вроде и есть понимание, что так сделать правильно, но это просто невыносимо обидно и больно.

— Я на самом деле не думаю, что ты меня использовал, — произнесла я, отчаянно моргая. — Я сказала это только, чтобы тебя задеть.

— Я знаю, ежик. — Даниэль ткнулся лбом в мой лоб. — Мне правда очень жаль.

Я

хотела сказать, что мне очень страшно оставаться одной. И что я не хочу, чтобы он уходил. Но прикусила язык — кому от этого станет легче?

Вместо этого, я приподнялась на цыпочки, обнимая его за шею, и спросила:

— С тобой все будет хорошо?

— Да. Только я не знаю, вернулись ли я в Горки. Но мое обещание в силе, Лали. Я тебя найду.

Я зажмурилась, и слезы все-таки покатились по щекам. Даниэль поймал их губами, и я, вцепившись в него, сама первой потянулась за поцелуем.

Это все несправедливо. Нечестно. Так не должно быть! Почему нас не могут оставить в покое? Неужели это так много — просто хотеть жить своей жизнью, а не той, которую определяют для тебя другие?

Мне нужно было его отпустить. Я знала, что нужно. Но я продолжала отчаянно за него цепляться. Еще один поцелуй. Еще только один. Еще один. Последний!

А в конце-то концов, это ему нужно уходить, вот он пусть и останавливается!

Одежда слетела ненужной шелухой как будто сама собой.

Я не хотела, чтобы он уходил. Он — не хотел уходить.

Поцелуи — глубокие и жадные. И я впиваюсь ногтями в гладкие твердые мышцы, царапаю будто хочу пометить, оставить след. Вжимаюсь в него, а он — в меня. И движения внутри — быстрые, яростные, безжалостные. Я распахиваю рот в беззвучном крике, выгибаюсь, ловлю ослепительную вспышку и как будто выпадаю из этой реальности.

И мне не хочется в нее возвращаться, прямо сейчас я бы отдала что угодно, только чтобы остаться в этом мгновении, когда я лежу, придавленная к кровати весом моего мужчины, и чувствую его везде — на себе, в себе, будто мы единое целое.

Даниэль еще раз целует меня, и еще. И потом наверное понимает, что этот вариант прощания мы уже проходили, и он не работает. Поэтому находит в себе силы все же оторваться, подняться, потом снова тянется ко мне, но я останавливаю его — нет, ты собирайся — и сама привожу себя в порядок. Сосредоточенность на необходимых магических манипуляциях поможет отвлечься.

Лагранж оделся, зачем-то заглянул в свою сумку, будто проверял все ли на месте, хотя в этом не было нужды — он ее не открывал. Я нашла в себе силы только залезть под одеяло. Потом я встану, приму ванную, но это потом, потом…

— Я тебя люблю.

— А я тебя.

Поворот ручки, слабый скрип распахнувшейся двери.

...высокий мужской силуэт в проеме.

Ослепительная вспышка заклинания.

Эрик Лагранж отмахнулся от него, как от назойливой мухи, а потом вскинул руку и сдавил пальцами воздух перед собой.

Даниэль схватился за горло и, захрипев, рухнул на колени.

Ледяной взгляд серых глаз переместился на меня.

— Добрый вечер, мисс Хэмптон.

Глава 21