Невидимка. Идеальные убийства
Шрифт:
Это меня удивлять не должно. Марта рассказывала мне, что вы, Эмми, очень умны и настойчивы. А я был слишком самонадеянным. «Ну и что из того, что ее сестра работает в ФБР? — говорил я себе. — Никто не сможет меня раскусить».
Что же мне теперь делать? Просто собрать свои вещи и отправиться домой? Просто сказать самому себе, что я неплохо потрудился, и зажить обычной жизнью? Именно этого они, конечно же, и хотят. Они приподняли занавес над всеми этими событиями только для того, чтобы я понял это. Разве вы этого не видите? Там ведь практически отсутствуют подробности. Они не знают, что я сейчас делаю, как и зачем. Если бы они
Нет, нет, нет. Нет, нет, нет!
Как они смогли меня раскусить? Я не понимаю. Ведь я был таким осторожным! Я был таким дисциплинированным!
Вы думаете, что можете заставить меня остановиться? Вы именно так думаете? Вы думаете, что опубликование этой дурацкой и туманной статьи в газете сможет меня остановить? Вы думаете, я не знаю, что вы, ребята, умышленно публикуете в прессе подобные статьи, чтобы запугать подозреваемых? Да привлеките вы хоть сотню агентов к расследованию данного дела — вы все равно никогда меня не найдете. Даже если я окажусь в автобусе, забитом агентами ФБР, они меня не вычислят. Вы, ребята, работаете отнюдь не так эффективно, как следовало бы, и вы это прекрасно понимаете, не так ли?
Постойте, как же звучит эта поговорка? «Не бывает радуги без дождя, а бриллианта — без огранки»? Вы, ребята, всего лишь заставите меня совершенствоваться. Да, именно так. Это во мне заговорил такой Грэм, каким я был раньше. Возможно, я нуждался в том, чтобы у меня возникли новые препятствия. Возможно, это станет второй главой нашей истории. В первой главе я разъезжаю по стране и действую фактически безнаказанно, в то время как ФБР спит в здании Эдгара Гувера, пребывая в блаженном неведении. В этой новой главе ФБР просыпается, но все еще не может найти даже собственную тень. Я увеличу обороты — вот что я собираюсь сделать. Я собираюсь увеличить обороты, причем прямо у них под носом, чтобы показать, какие они беспомощные.
Но как — как они сумели меня раскусить? Мне все еще не верится. Не верится. Нет, не верится. Кто-нибудь, пожалуйста, объясните мне это!
Впрочем, это не важно. Совсем не важно. Я даже рад, что так произошло, потому что делать то, что я делал, мне было уже слишком легко. А теперь я снова вхожу во вкус. На этой неделе произойдет много интересного. Я сделаю эту неделю особенной.
Вы думаете, что можете запугать меня? Вот увидите, что произойдет на этой неделе, дилетанты, и тогда решите, испугался я или нет.
77
Букс закрывает глаза и морщится, слушая, как из телефона с включенным режимом громкой связи доносится голос Дикинсона, завершающего свою тираду:
— …то есть вместо того, чтобы тратить наши ресурсы на преследование хищника, мы расходуем их на работу со средствами массовой информации, заваливающими нас своими вопросами.
Вообще-то это он, Дикинсон, работает со средствами массовой информации, а не кто-либо из нас, находящихся в Чикаго, и лично он не принимает никакого участия в работе над данным делом — если не считать того, что
— Что вы будете делать дальше? — спрашивает он.
Я бросаю взгляд на Букса, сгорбившегося на стуле, и он кивает в знак того, чтобы я что-то ответила. Я перевожу взгляд с одного угла комнаты в другой, и уже от одного только этого движения глазами у меня возникает ощущение, что в них сзади ударило по молнии.
— Эта неделя — четвертая неделя сезона Национальной футбольной лиги, — говорю я. — Из восьми расположенных за пределами Среднего Запада стадионов, которые наш субъект вроде бы должен посетить, на этой неделе только в трех пройдут домашние матчи: в Детройте, Филадельфии и Далласе. Матч команды из Далласа будут транслировать в прямом эфире в программе «Футбол в понедельник вечером», а потому в Даллас наш субъект не поедет. Он никуда не ездит по вечерам в понедельник.
— Он этого не делает, да? Вы знаете его уже так хорошо? Тогда, наверное, вы можете объяснить, почему он решил взять себе на целую неделю отпуск.
Я отвечаю деловым тоном, а не язвительным.
— Он никогда не ездил ни на один матч, проходивший в понедельник вечером. Это не в его стиле. Поэтому он поедет либо в Детройт, либо в Филадельфию.
— Так куда же все-таки? — спрашивает Дикинсон.
— В Филадельфию, — говорю я.
Букс смотрит на меня вопросительно.
— Наш субъект предпочитает действовать масштабно с точки зрения географии, — объясняю я. — Он никогда не посещает один и тот же регион в течение небольшого промежутка времени. Именно поэтому, когда он ездил на другие стадионы во Флориде — например, в Майами, Джэксонвилл, Тампа-Бэй, — он планировал свои поездки так, чтобы конечные пункты не находились слишком близко друг к другу. Когда он приезжал в штат Нью-Йорк на игры команд «Баффало Биллс», «Нью-Йорк Джетс» и «Нью-Йорк Джайентс», происходило то же самое: он всегда старался не посещать стадионы, расположенные рядом, в течение короткого промежутка времени. То есть он поступает так, чтобы никто не распознал стиль его преступной деятельности.
— Вы так до сих пор и не объяснили, почему вы уверены, что он отправится в этот уик-энд именно в Филадельфию, — говорит Дикинсон.
— Потому что в Пенсильвании есть два стадиона — стадион клуба «Стилерз» и стадион клуба «Иглз», — отвечаю я. — И он еще не бывал ни на одном из них. У него остается только восемь недель на то, чтобы закончить свой объезд стадионов, и ему нужно совершить две поездки в Пенсильванию, чтобы распределение стадионов получалось более-менее равномерным. Если бы я хотела разбросать конечные цели своих поездок в пространстве и во времени, я бы отправилась на этой неделе в Филадельфию, а закончила бы свой объезд стадионов в Питтсбурге.
Пауза.
— Мне кажется, это вполне логично, — говорит Букс.
— Учитывая ваш послужной список, Эмми, я в этом не так уверен, — с издевкой произносит Дикинсон.
Букс начинает возражать, защищая меня, но я машу ему рукой, чтобы он не делал этого. Пусть Дикинсон наслаждается своей язвительностью. Я не нуждаюсь в его одобрении. Я не нуждаюсь ни в чьем одобрении.
Марта полагала, что я очень воинственная в своем стремлении к личной независимости и что я даже стараюсь отдалиться от своих близких. «Сильная и независимая Эмми, — не раз говорила она про меня с характерным для нее сочетанием упрека и ласки. — Ты всегда пытаешься доказать, что можешь все делать сама, в одиночку».