Невидимые руки
Шрифт:
— И может быть, уже затрахал этого несчастного ребенка до смерти, а вам до этого и дела нет, так?
Я не сразу понял, когда успел ее толкнуть, но только она оказалась на полу. Потом сама встала и набросилась на меня. Я ударил ее снова, она закачалась, но осталась стоять на ногах. На скуле под глазом стал проступать небольшой синяк. Она потрогала это место рукой. Я сделал шаг навстречу ей, но она отскочила. Глаза у нее были широко открыты. Один чулок сполз с ноги, халат расстегнулся. Я видел голое плечо и грудь. Она стала
— Я буду с ней спать, — сказал я и сжал кулак. — Я буду с ней спать, пока она меня не прогонит.
На подъездной дорожке стояли факелы, воткнутые в щебенку. Их должны были зажечь с наступлением темноты, а на каждой ступеньке лестницы перед парадным входом стояли вазы со свежими цветами. Мне открыл молодой парень в ливрее еще прежде, чем я успел позвонить от ворот.
— Это ты привез вино? — спросил он.
Я предъявил удостоверение.
— Мне необходимо поговорить с Гюнериусом, — сказал я.
Он впустил меня.
— Подождите здесь минутку.
Он был похож на слугу из книги о нравах прошлого века, вернее, на маскарадного слугу в маскарадном костюме. Походка у него была вполне современная, вихляющая. Его долго не было, потом он пришел и сказал, что Гюнериус освободится через некоторое время, а пока не желаю ли я прогуляться в комнаты, где есть возможность выпить и закусить. Я отказался и подивился его формулировкам: «прогуляться в комнаты». Разве так говорят? Но видимо, в его контракте было записано, чтобы он употреблял устаревшие выражения во время общения с гостями. Потом мне пришло в голову, что его наняли только на этот вечер. Может быть, он надел ливрею в первый раз в жизни и еще не научился произносить реплики должным образом?
Позже я пожалел, что не прошел в комнату. Дверь была открыта, и оттуда доносились звуки, которые меня заинтересовали. Это было что-то похожее на дребезжание, потом скрип, а затем снова дребезжание и скрип. Наконец я не выдержал, подошел к двери и заглянул. Зал сиял люстрами. В середине стоял длинный стол с белой скатертью, накрытый на тридцать человек. У дальнего конца стола я увидел госпожу Гюнериус. Плавными движениями она раскладывала у тарелок столовые приборы — вилки, ножи, ложки. Она ухватилась за колеса, обогнула на коляске угол стола и у следующего места стала вынимать серебряную сервировку из ящика, который стоял поперек подлокотников ее инвалидного кресла.
Я резко отодвинулся, и она не успела меня увидеть. В дверях на противоположной стороне зала появился Гюнериус. Рубашка на нем была такой ослепительной белизны, что его лицо казалось лиловым. Он шел прямо мне навстречу, по дороге поправляя запонку в манжете.
Он подошел ко мне вплотную и только тогда поднял взгляд. К моему удивлению, он приветливо улыбнулся.
— О! — воскликнул он. — Добро пожаловать!
Он поднял передо мной рукав рубашки и протянул серебристую
— Спасибо, — сказал он, явно довольный результатом, и внимательно посмотрел на меня. — Вам не предложили выпить?
— Я отказался, спасибо, — сказал я.
Вблизи он казался очень высоким, просто огромным.
— Ну? — весело сказал он. — Так чем же я могу вам служить?
Он сделал ударение на «я» и «вам», словно хотел подчеркнуть, что хочет меня за что-то отблагодарить.
— Я говорил с Малтеком, — сказал я.
— С Малтеком? — переспросил он без всякого интереса.
— С вашим другом.
— Моим другом? Что-то не припомню такого.
— Неужели?
Он несколько раз повторил имя, как будто надеясь, что сумеет его припомнить, но — тщетно.
Я опять услышал скрип, на этот раз у меня за спиной. Я обернулся. Госпожа Гюнериус подкатила к нам на своем кресле.
— Стол накрыт? — спросил Гюнериус.
Она объехала меня и элегантным движением поставила кресло рядом с мужем. Искусством вождения инвалидной коляски она овладела в совершенстве.
— Это наш ежегодный торжественный обед, — сказал Гюнериус. — Придет мэр и еще несколько гостей из полицейского управления.
Гордость его была неописуема, так же как радость оттого, что он рассказывает это именно мне.
— Плата за куверт двадцать тысяч крон.
Он улыбнулся. Казалось, он приготовился к фотографированию.
— Все взносы будут переданы Армии спасения, — сказала госпожа Гюнериус.
Меня снова поразил ее низкий голос. Он положил руку на ее плечо.
— Это была идея Туве, — сказал он. — Пять лет тому назад никто не думал, что это вообще осуществимо, и я в том числе.
— Шесть, — поправила она его.
— А теперь мы вынуждены ограничиться двадцатью пятью приглашенными почетными гостями. Места маловато, даже в таком доме, как этот!
Внезапно сверху зазвучала музыка. Я узнал ее, это была та самая ария, которую я слышал, когда был здесь впервые. Я посмотрел на Гюнериуса, который и глазом не моргнул. На мгновение я засомневался: неужели я был здесь раньше? Неужели этот человек стоял тогда передо мной в халате, выставив трясущийся член?
— А может быть, вам присоединиться к нам? — спросил он, повернувшись наполовину ко мне, наполовину к жене.
Госпожа Гюнериус наморщила лоб.
— Мы сможем найти место еще для одного прибора, — сказал он. — Если, конечно, у вас есть время.
— Думаю, что я откажусь, — сказал я. — Но спасибо за приглашение.
— Мы не возьмем с вас взнос! — Он засмеялся. — Обед за счет заведения, если так можно сказать.
Я понял, что она останется рядом с мужем вплоть до моего ухода, и поэтому не стал возобновлять разговор о Малтеке в ее присутствии.