Невидимый противник (сборник)
Шрифт:
— Откуда был звонок?
— Из автомата. Но он висел на стене, а не в будке.
Наверное, в баре.
Я положил трубку и спрятал лицо в ладони. Хитро, очень хитро, но где-то должна быть ниточка... Я задумался....
Телефон зазвонил — Джеральдина.,
— Майк! Сюда, к нам, сейчас же!
— Что там?!
— Скорее!
Она повесила трубку.
Я черкнул Велде записку, вышел на дождь, подняв воротник, и поймал такси. Сидя в машине, снова стал перебирать эти страшные семь лет. Забыть их было не просто.
Джеральдина
— Что?
— Комната... Домик Сью... сгорел.
— Что с крошкой?
— Все в порядке. Она наверху.
— Нет, сначала дом.
От коттеджа остались одни руины. Мы вернулись в дом, Джеральдина соорудила по коктейлю и, повернувшись ко мне, заявила:
— Сегодня Сью ворвалась к своему отчиму, крича, что он убийца. Кричала, что это сказала мать. Но теперь дом сгорел, а она все искала какое-то письмо среди старых вещей.
— Разбуди ее.
Ее спальня была смесью детской и комнаты взрослой девушки: куклы, плюшевые зверята, микрофон, балетные туфельки, коробки конфет, пуховки.
— Сью...
Она лежала в кровати, прижимая к себе полуобгоревшего мишку.
— Сью... Это ты подожгла; дом?
— Я... Сжигала мамины бумаги. Я не хотела, чтобы он видел ее вещи.
— Что произошло?
— Все начало гореть... и мне стало так чудесно. Я пела и плясала в огне, и мне было хорошо...
— Но ты не нарочно?
— Нет, нарочно. Пусть не роются в ее вещах.
— А что, она правда говорила, что ее убил Змея?
— Да. Он, Змея, убил маму.
— Кто он, котенок?
— Она говорила, что Змея убьет ее.
— Спи.
Когда мы вернулись вниз, Джеральдина опустила тяжелые портьеры и включила торшер. Мы сидели, отпивая коктейль из высоких стаканов.
— Майк, это ужасно... Если Сью не прекратит своих нападок, то... Ведь год выборов! Такой скандал! Ты знаешь, какая грызня идет в партиях? Главный штат в стране. Отсюда губернатор легко может шагнуть в Белый дом или влиять на политику страны. Если что-то запятнает кандидата — конец. И тут Сью... Надо положить этому конец.
— Политика для тебя такая важная вещь?
— Это моя жизнь, Майк. Я положила на весы свою жизнь.
— Тебе рано умирать. Тебе бы мужчиной быть...
— Для женщины в политике тоже есть место.
— Чушь.
— Тебе нравятся просто женщины?
— Они должны оставаться ими.
— Тогда я буду просто, женщиной, для тебя.
Она поставила свой недопитый стакан на столик, потом взяла у меня из рук мой и аккуратно поставила рядом. Ее пальцы пробежали по пуговкам кофты, потом запутались на секунду в кружевах лифчика. Она отбросила его на пол. Я видел, как вздымалась ее действительно прекрасная грудь, как напряглись мускулы живота, чувствовал, как обволакивал меня ее запах — запах женщины в ожидании мужчины...
— Как я... женщина?
— Ты — чудо.
Мои руки скользнули к ее бедрам
Она заснула и даже во сне тянулась ко мне. Может быть, завтра она будет ненавидеть меня. Вряд ли...
По дороге домой я подумал, что скажет Велда, если узнает. И порадовался, что номер отдельный. Мне нужно было теперь выспаться.
Когда я вошел, в гостиной мягко играла музыка и горел торшер. Я рассмеялся. Велда была начеку, но сон перехитрил ее. Она спала на кушетке, уткнувшись щекой в подушку. Я лег на двуспальную кровать в одиночестве. Она еще возьмет свое. Полежав минуту, я встал, подошел ближе к кушетке и почувствовал, как у меня замерло сердце. Велда лежала, прижавшись щекой к подушке, и по щеке ее прямо от виска ползла струйка черной запекшейся крови. Я схватил ее на руки, она слабо застонала и открыла глаза. Говорить она не могла, но в ее глазах я увидел ужас и медленно обернулся.
Он стоял у стены, прижимая одну руку к животу, а в другой держа пистолет, нацеленный прямо мне в голову.
Марк Каниа нашел меня в конце концов. В его Глазах была смерть — моя и его. Он был совсем плох. Я понял, что у него началась гангрена: чувствовался запах гниющего тела и крови, впитавшейся в одежду. Его рот кривился в оскале, обнажая десны. Он был еще молод, но сейчас выглядел стариком, как сама смерть.
— Я тебя дожидался.-
Он перевел дуло на мой живот. Он знал, что не промахнется.
— Ты мне влепил пулю в кишки. Теперь попробуй сам. Только тронься с места, и я разнесу тебе башку.
— Что с девушкой?
— А тебе-то что? Ты сейчас умрешь!
— Что с ней?!
Его лицо было маской ненависти и боли.
— Я скажу тебе свой план: ей хватит одной пули. Как и тебе. Потом я выйду на улицу и умру под дождем, на траве, в парке. Я так всегда хотел...
Велда повернулась, шепча мое имя. Я представил, как все произошло. Она, должно быть, вошла, когда он уже был здесь. Он наставил на нее оружие и заставил ждать. Для спокойствия ударил ее по голове. Теперь собирается убить вместе со мной.
— Ты готов, подонок?
Я не двигался. Я стоял, почти закрывая ее собой, и надеялся, что ей удастся повернуться к нему боком. Он заметил это и стал смеяться над моей глупостью и надеждой. Потом он смеялся оттого, что мог чувствовать смешное. Смех просто одолел его. И смех его доконал. Что-то порвалось у него в груди, внутри. Он понял это, и белки его глаз стали похожи на облупленные крутые яйца. Они вылезали из орбит от боли. Он проиграл. Он покачнулся и со стоном упал на колени, потом сжался в комок на полу, катаясь клубком.