Невинность и порок
Шрифт:
Она взглянула на себя в зеркало и осталась вполне довольна своим видом.
«Как хорошо, что у меня хорошее зрение! — продолжала размышлять она. — Должно быть, для женщины большое огорчение, если она вынуждена носить очки».
Селина вспомнила, что, по словам Тивертона, мадам Летесснер пользовалась лорнетом. «Когда я буду старой, я тоже заведу лорнет. Он гораздо симпатичнее, чем очки».
Тут она не удержалась, взяла пару очков барона и водрузила их себе на нос. Они явно выглядели там неуместно.
Но когда
«Вероятно, они предназначены только для чтения», — решила она.
Селина взглянула на этикетку бутылочки с пилюлями, рассчитывая, что надпись на ней станет разборчивей, а буквы крупнее. Ничего подобного не произошло. Тогда зачем барону вообще эти очки?
Позади бутылочек с аптечными наклейками Селина случайно заметила тоненькую кисточку. Интересно, для чего барон использует ее?
Он не из тех, кто занимается живописью. Во всяком случае, не похоже, чтобы он обладал подобными пристрастиями. Правда, она помнила, как ее матушка такой же кисточкой чернила себе брови перед тем, как отправиться куда-нибудь с важным визитом.
«Лицо без бровей выглядит совсем невыразительным, — говорила она дочери. — Но только не выдай меня отцу. Он не любит, когда я крашусь».
Но уж барону такое занятие и вовсе не пристало.
И тут Селина обнаружила, что кончик кисти слегка светится в полутемной комнате. Это озадачило ее. Вдобавок она разглядела, что пилюли в одной из баночек тоже испускают слабое свечение. Чтобы разглядеть их как следует, она сняла мешающие ей очки, и тут же свечение исчезло. И кисточки, и пилюли выглядели обычно.
Снова она надела очки и теперь уже убедилась, что сделала важное открытие.
Селина поспешно выдвинула ящичек туалетного стола. Там были сложены галстуки, стопки носовых платков, а на самом дне лежали колоды карт.
Большинство были в запечатанной обертке, но две — только перетянуты круглой резинкой. Там же была еще одна кисточка и баночка с клеем.
Селина обследовала карты сперва без очков, а затем с очками на носу. В центре некоторых карт были крохотные светящиеся точки.
Она повертела их в руках — карты были явно меченые.
Забрав очки, она устремилась бегом из спальни обратно в ванную комнату, прикрыв за собой дверь. Там она спрятала очки в свой изящный голубой ридикюль и поспешила вернуться в салон.
Игроки даже не повернули головы, когда она входила. Селина села на прежнее место у камина, взяла газету, украдкой бросила взгляд на часы. Близился первый час ночи.
Еще через четверть часа, когда в игре был сделан перерыв и лакеи внесли напитки и бутерброды, барон сказал:
— Я думаю, мы сыграем еще три раза, а потом позволим Тивертону покинуть нас, чтобы проводить сестру
Селина встала и подошла к столу.
— Мне было интересно наблюдать за вами издали, — сказала она. — Разрешите мне сделать то же самое вблизи.
— С огромным удовольствием, — стараясь выглядеть безупречно галантным, произнес барон.
Он глотнул вина, потом снял очки и тщательно протер их платком. Закончив эту процедуру, он спрятал очки в карман, но затем, через какой-то момент, вновь достал их.
Селина могла поклясться, что это другие очки.
Она обратилась к Тивертону.
— У тебя покраснели глаза от напряжения, Квентин, — произнесла она достаточно громко тоном заботливой сестры. — Если ты не наденешь свои очки, у тебя снова заболит голова. Надень их, пожалуйста, иначе утром ты будешь мучиться от мигрени.
Сказав это, она ловко изобразила, что вынимает из его кармана очки, которые на самом деле достала из ридикюля. Одновременно, она коснулась его руки, предупреждая, чтобы он не вздумал возражать.
Тивертон, однако, был достаточно сообразителен, чтобы понять, что у нее были причины для подобных манипуляций.
— Ты хлопочешь обо мне, словно надоедливая супруга, — добродушно пошутил он и, покорно приняв от нее очки, водрузил их себе на нос.
Барон, занятый беседой с одним из гостей, не обратил на их диалог особого внимания. Он вскрыл новую колоду и спросил:
— Ну как? Мы готовы?
Селина возвратилась на свое прежнее место.
Она решила, что было бы неразумно ей оставаться возле Квентина, но волнение ее нарастало. Она была уверена, что Квентин уже обратил внимание на светящиеся точки на картах, которые каждый из играющих развернул веером перед собой.
Буквально через мгновение Тивертон положил карты на стол и прикрыл их ладонью.
Барон стал повышать ставки, причем называемые цифры показались Селине астрономическими.
Один за одним другие игроки пасовали, пока на поле брани не остались только двое — Квентин Тивертон и барон.
Сражение длилось долго, ставки все росли, и вдруг Селина услышала, как барон что-то произнес в гневе и бросил карты на стол. Квентин выиграл.
Дважды еще повторилось то же самое, и дважды Квентин одерживал победу.
— Я не могу понять… — проворчал барон. — Удача, кажется, мне изменила!
Несомненно, он был выведен из себя, так как резко встал, с шумом отодвинул стул и с пренебрежительной миной на лице отошел от стола.
— Вы не должны сердиться на Тивертона за то, что он наконец взял реванш, — заметил француз. — Ведь два раза он был в крупном проигрыше.
Больших усилий стоило барону скрыть свое недовольство. Он произнес явно неохотно:
— Да-да, конечно! Все справедливо. Не повторим ли мы игру сегодня вечером?