Невинные дела (Худ. Е. Капустин)
Шрифт:
— Хорош авторитет, — горько усмехнулся Джон. — Тинтерл собирается вычеркнуть из списка оставляемых на переоборудование. Как раз за поездку к президенту…
— Ну, это глупости! — в негодовании воскликнул Фрейлингтон. — Я с ним поговорю. Можете считать, что улажено. Слово председателя.
— А что же можно сделать? — спросил Джон. Обещание Фрейлингтона очень подбодрило его: слов на ветер такой солидный деятель не бросает.
— А вот что. Давайте рассудим, чего мы можем добиться. Но по-деловому, реально… О пятидесяти процентах забудем. И сорока не добьемся. Ну, а если, например, тридцать? На двадцать пять он почти согласен, до тридцати недалеко. Но нужно, чтобы исходило не от меня, а от массы, понимаете, Джерард? — Фрейлингтон внимательно посмотрел
— Это уже по своему обычаю… — подтвердил Джон.
— Ну вот, а что ж нам плясать под дудку коммунистов? Что лучше: тридцать процентов заработка или на все сто голодовка? — Лицо Фрейлингтона приняло невероятно тоскливое выражение.
У Джона на этот счет никаких сомнений уже не было, тем более, что теперь, при благоприятном исходе переговоров, он был уверен в ста процентах заработка для себя.
— Я думаю, Джерард, — начал председатель после паузы, — вы и другие благонамеренные делегаты — я их тоже вызову — должны и в разговорах и на собраниях убеждать, что пятидесяти процентов все равно не добиться, а забастовка бессмысленна, надо добиваться хотя бы тридцати… Но не сдавайтесь: требуйте тридцать, грозите забастовкой. Из-за пяти процентов не станет он рисковать. Уверен: победим!
Джон ушел от Фрейлингтона в приподнятом настроении. Если план удастся, он выскочит из затруднений с платежами за дом. Впрочем, Джон был уверен, что он думает не только о себе, но и о других: забастовка — вещь тяжелая, ребята будут голодать, а треть заработка — все-таки поддержка, полтора месяца можно перебиться. Это было настолько ясно, что Джон был уверен в успехе.
Однако на следующий же день на собрании цеховых делегатов он убедился, что не так-то это просто. Пока он обстоятельно развивал свою мысль, делегаты молча слушали, но Джон чувствовал, что это молчание не дружественно. Поддержали Джона старый Херойд и еще несколько делегатов, видимо тоже инструктированные Фрейлингтоном. Зато резко выступил Том. Он доказывал, что согласиться на тридцать процентов — значит предать интересы рабочих.
— И это в то время, когда Прукстер загреб из казны миллионы! — воскликнул он.
— А ты видел эти миллионы? — рассердился Джон. — Толкуешь о субсидии. А почему мы тебе верить должны? Известно, коммунист! — Джон постарался вложить в это слово все свое презрение. — Ты мне докажи насчет субсидии, я, может, первый пойду за тобой.
Дело кончилось скандалом: Том не выдержал и назвал Джона хозяйским прихвостнем. Джон полез с кулаками, его оттащили, и председатель закрыл собрание. Никакого решения так и не приняли.
Первая неудача не обескуражила Джона. Он собрал у себя дома делегатов, поддержавших его предложение. Было решено убеждать рабочих согласиться на тридцать процентов.
— Что ж, ребята, неужели уступим коммунистам? — подбодряя товарищей, спросил Джон.
— Ни в коем случае! — воскликнул старый Херойд. — Он, Прукстер, хоть и подлец, а все ж таки кормит. А коммунистической забастовкой сыт не будешь!
Вскоре Джон и думать забыл о президенте. Из-за него он чуть в беду не угодил, хорошо — Фрейлингтон вызвал. Нет, видно, прежде чем большой политикой заниматься, надо свои личные дела обеспечить. Он не какой-нибудь голяк Том, которому нечего терять! Бейлу что? Закроют завод — он махнет зайцем в товарном поезде на другой конец света, только его и видели! А другие тут оставайся, расхлебывай кашу, которую заварил этот коммунист. Нет, слава богу, Джон Джерард — не бездомный бродяга, ему есть за что постоять!
5. "Небесная черепаха" в заливе Невинности
…В настоящее время нет события, которое показалось бы нашему читателю необыкновенным…
В
— Лейтенант, через час мы вернемся! — крикнул он, обращаясь к моряку на катере.
Моряк козырнул. Двое поднялись по крутому берегу и вскоре скрылись из глаз.
"Какого черта им тут надо?" — подумал лейтенант Патерсон, молодой моряк, неожиданно для себя попавший в эту таинственную экспедицию. Он не знал ни цели ее, ни ее странного названия: операция "Небесная черепаха". Начальством было только сказано, что он удостаивается чести сопровождать двух весьма высоких особ и ему представляется прекрасный шанс сделать карьеру, если он сумеет им понравиться, а главное, держать язык за зубами, что бы ни довелось увидеть. И вот теперь с командой из двух матросов он стоит со своей скорлупкой у неприветливого островка, напоминающего изогнутую спину ныряющего в океан гигантского зверя. По одну сторону — бескрайняя даль океана, по другую — цепь таких же диких островов, за ними теряющаяся в сумерках полоска безлюдного берега. Черт бы все побрал, в экспедиции пока нет ничего интересного… Да и чего ждать от этого неуютного океанского уголка, который некие восторженные поэты от географии осчастливили романтическим наименованием залива Невинности! Как ее ни поэтизируйте, а невинность — одна из самых скучных разновидностей добродетели. Так философствовал про себя лейтенант Патерсон. А уж если лейтенант философствует, это верный признак меланхолии! По крайней мере, в нормальном состоянии лейтенант Патерсон до философии не снисходил…
Через час оба спутника вернулись. Военный был, видимо, доволен, мурлыкал себе под нос, штатский неистово кашлял и обиженно ворчал. Лейтенант помог обоим взойти на катер и распорядился убрать мостки. Судно развернулось и пошло к соседнему острову, милях в двух. Здесь у берега было приказано стать на якорь.
Прошло часа полтора. На океан спустился мрак, в котором растаяли силуэты островов. Вдруг со стороны суши раздался шум самолета. Вскоре показались и его сигнальные огни. Самолет сделал несколько кругов над тем местом, где, по расчетам лейтенанта Патерсона, находился недавно оставленный ими остров. Самолет был тихоходным: он очень медленно кружил над островом. Двое, вооружась биноклями, внимательно следили за маневрами машины. Патерсон было поднял свой бинокль, но военный коротко заметил:
— Не думаю, лейтенант, чтобы бинокль был вам нужен. И вообще считайте, что не видите ничего.
Лейтенант мысленно выругался и опустил бинокль. Впрочем, огни самолета были отчетливо видны. Он сделал еще несколько кругов над островом и… остановился. Стало ясно: это геликоптер. Аппарат неподвижно висел над невидимым островом. Вдруг голубоватый луч прожектора прорезал темноту. Он выходил из невидимого геликоптера и шарил по острову. Выхватываемые из темноты, возникали причудливые скелеты деревьев, и вдруг лейтенант Патерсон увидел, как там и тут голые деревья охватывает пламя.
Вот оно что! Так это те самые "лучи смерти", о которых кричат газеты! Ему, Патерсону, первому посчастливилось увидеть их действие!
Маленький остров пылал в нескольких местах, а невидимый поджигатель все висел над ним, все шарил голубым лучом, и все новые костры возникали в темноте. Наконец они слились в одно сплошное пламя. Геликоптер погасил луч, погасил сигнальные огни, и вскоре рокот его затих вдали.
Лес на острове догорал.
Военный опустил бинокль и посмотрел на штатского. Штатский улыбнулся.