Невинные дела (Худ. Е. Капустин)

Розвал Сергей Яковлевич

Целью процесса, как сразу же выяснилось, было не только доказать, что все преступления, вменяемые в вину подсудимым, были действительно ими совершены, но и доказать, что они были совершены как раз потому, что обвиняемые — коммунисты, что именно как коммунисты они и не могли их не совершить, так как этого-то коммунизм от них и требует.

Господин Сайдахи в самом начале процесса с похвальной откровенностью признался, что он лично пытался ознакомиться с коммунистической литературой.

— Но, — сказал господин Сайдахи, — в ней мало занимательности…

Я даже не все понял… Вот именно: ничего не понял…

Свидетель Давгоу, как выяснилось из вопросов адвокатов, состоял шпиком на службе у господина Прукстера и был заслан начальником охраны в коммунистическую организацию завода. Обо всем этом господин Давгоу рассказал, с некоторой, правда, стыдливостью, избегая, понятно, всяких неприличных слов, вроде "шпик", "провокатор", "доносчик" и т.п. Судья Сайдахи, со всем тем красноречием, на которое только он один был способен, постарался оградить моральный авторитет свидетеля от слишком настойчивых вопросов защиты.

— Без намеков, без намеков! — кричал господин Сайдахи, раздраженный этими вопросами. — Ну да, да, свидетель доносил… что же плохого?.. Что… о преступниках доносить… да… надо… надо…

— Ваша честь, суд еще не доказал, что они преступники…

— Все равно!.. Свидетели помогут… Да, да, свидетели!..

И вот свидетель Давгоу, принеся присягу: "Клянусь, что я буду говорить правду, всю правду и только правду, и да поможет мне господь бог!", принялся показывать. Он рассказал, как он присутствовал на секретном заседании коммунистической партийной организации под председательством Томаса Бейла. Бейл сообщил, что из Коммунистической державы получена директива подготовиться к вторжению коммунистических войск в Медиану.

— Вы уверены, свидетель, что речь шла о вторжении в Медиану? — спросил защитник Питкэрн.

— Несомненно. Далее Бейл сообщил, что местные коммунисты должны захватить завод и похитить секретные чертежи изобретения Ундрича. Пользуясь изобретением Ундрича и при помощи коммунистических войск, коммунисты захватят власть по всей стране.

— То есть свергнут… да, да, свергнут правительство Великании? — спросил судья Сайдахи. — Правительство? Так я понял?

— Да, — ответил свидетель. — Свергнут правительство и захватят власть по всей стране.

— Чего это подсудимые… вот именно, чего они ухмыляются? — вдруг грозно закричал судья.

— Вит именно: почему мы ухмыляемся? — с усмешкой спросил подсудимый Бейл.

— Это суд… суд!.. — закричал господин Сайдахи. — Суд, а не загородный клуб! Нечему! Веселиться нечему!.. Да! Не допущу… Не допущу… Неуважение!

— Ваша честь, — сказал Том Бейл, — когда человек слышит такие нелепости, что же ему остается, как не отвечать на них презрительной улыбкой?

— Это суд! Суд! — кричал судья раздраженно. — Смех не поможет… Не поможет. Я за… за… заставлю… уважать…

Затем суд перешел к конкретным обвинениям подсудимых.

Рабочий Медианского прожекторного завода Томас Бейл, 32 лет от роду, вдовец, коммунист, обвинялся в том, что, состоя председателем

стачечного комитета, не только подстрекал рабочих к забастовке, но и, использовав их темноту, толкнул их к самому безнравственному и ужасному преступлению: захвату частной собственности. Напрасно подсудимые и их адвокаты указывали, что рабочим завод был не нужен, они лишь хотели не допустить штрейкбрехеров. Об этом рабочие сразу же заявили Прукстеру. Если бы он согласился отказаться от помощи штрейкбрехеров, рабочие покинули бы завод.

Прокурор Айтчок опротестовал такое толкование.

— Если рабочий, — пояснил прокурор, — перешагнул порог завода не для того, чтобы работать, он тем самым посягнул на частную собственность.

— Да, да… собственность священна… — подтвердил судья. — Священна! Посягать — пре… пре… преступление!

— А как, ваша честь, назвать то, что войска убили десять рабочих? — внезапно спросил Том Бейл.

Судья пришел в сильнейшее возбуждение: он даже не заметил, что подсудимый задал вопрос без разрешения.

— И хорошо сделали, — закричал судья, — хорошо! Кто посягнул на собственность… Стрелять в них… стрелять… как в бешеных собак стрелять!..

И тут произошел новый инцидент.

— За что же меня судят? — вскочив с места, неистово закричал Джон Джерард. — Ваша честь, я стрелял в бешеных собак! Они ворвались в мой дом, в мой собственный!..

Судью чуть не хватил удар. По его распоряжению на Джерарда надели наручники и вывели из зала.

Вообще Джерард немало попортил крови господину Сайдахи. Несмотря на все уговоры судьи, он никак не хотел признать себя коммунистом и однажды прямо заявил:

— Ваша честь, вам же хуже, если я коммунист.

— Не понимаю… не понимаю… — изумился судья.

— Да уж поверьте, ваша честь: если я коммунист, значит, кругом одни коммунисты.

К концу второго месяца суд перешел к обвинению Бейла в хищении секретных чертежей изобретения Ундрича. Свидетели, исключительно полицейские, красочно описывали, как они ломали пол в комнате Бейла, как нашли чертежи…

— Ваша честь, разрешите вопрос свидетелю, — сказал адвокат Питкэрн. — Известно ли вам, господин полицейский инспектор, что в то время, как вы производили этот обыск, Томас Бейл сидел в Томбирской тюрьме, куда его направил генерал Ванденкенроа?

— Генерал мне этого не сообщил, — иронически ответил инспектор.

— Зато вам, вероятно, известно, что обыск, произведенный в отсутствии обвиняемого, не имеет цены.

Прокурор Айтчок выступил с протестом. Он разъяснил, что в тех случаях, когда подозреваемый не может быть по независящим причинам своевременно доставлен к месту обыска, а имеется опасение, что в случае замедления с обыском улики могут быть скрыты, обыск разрешается при некоторых дополнительных гарантиях, как-то: при увеличенном числе свидетелей. А в данном случае имело место… и т.д. и т.д… Юридическая дискуссия затягивалась. Вдруг к концу вечернего заседания Питкэрн выступил с неожиданным заявлением.