Невинные дела (Худ. Е. Капустин)
Шрифт:
— Не будем же их жалеть, а подумаем о другом: действительно ли возможна эта безопасная для нас "война кнопок"? Где же люди в этой механизированной войне? Одни горят, а другие рукоплещут — это и все? Не слишком ли просто? Да, конечно, в стране готтентотов это было бы возможно, но ведь они не готтентоты, у них тоже есть современное оружие — атомные бомбы и прочее. Нет, нам кнопками не обойтись — не рукоплескания, а кровь, слезы, гибель нашей молодежи сулит нам война. Хотите вы, женщины, потерять своих мужей и сыновей — тогда верьте генералу Реминдолу!
— Нет, нет! — Женские голоса звонко звучали в осенней тишине. — Нет, нет! Долой войну!
У Тома Бейла по сравнению с другими ораторами было то преимущество,
Отец Фредерик говорил о том, что история с лучом, поджегшим завод, — мерзкая выдумка. Всю эту памятную ночь он провел у постели тяжелобольного Мокла, старого церковного сторожа. Вместе с его женой они сидели у окна и, беседуя, глядели в темноту ночи.
— Вы знаете этот домик — рядом с церковью, как раз напротив завода. Неужели мы не видели бы яркого луча? Поджигатели войны не брезгуют даже лжесвидетельством таких павших и разложившихся личностей, как бродяга Джим.
Митинг уже подходил к концу, когда, с трудом пробравшись сквозь толпу, на помост поднялся запыхавшийся молодой рабочий Файерс. Он что-то сказал Бейлу. Бейл поднял руку. Толпа смолкла.
— Товарищи! — голос Бейла звенел. — Товарищи! Прукстер доставил на завод молодчиков Хандербейста. Воспользовавшись тем, что мы все здесь, они прорвались на завод, сбив наши пикеты.
— На завод! На завод! — понеслись отовсюду крики.
Бейл снова поднял руку.
— Они рассчитывают на нашу неорганизованность. Будем же организованны. Кто идет на завод, выходите из толпы и стройтесь в ряды!
Через десять минут колонна рабочих во главе со стачечным комитетом двинулась к городу. Сзади, стараясь не отставать, шли женщины.
Бейл правильно понял замысел Прукстера. Директор решил воспользоваться митингом — вот почему ни полиция, ни "Вольные тюремщики" не чинили ему препятствий, чего боялись организаторы митинга. Важно было, чтобы рабочие подольше задержались за городом, — это позволяло первой "вспомогательной группе" (как деликатно она именовалась в переписке с Хандербейстом) без труда проникнуть на завод. Малочисленный рабочий пикет не мог помешать сотне молодцов "папаши" Хандербейста. Это были действительно отборные экземпляры: у кого за плечами была тюрьма, у кого — убийство, у кого — мошенничество, недостаточно крупное для того, чтобы избежать суда, — словом, все это были люди, поскользнувшиеся, упавшие, набившие себе шишку и теперь признательные папаше Хандербейсту за то, что он снова поставил их на ноги и дал возможность безнаказанно делать то, что раньше каралось тюрьмой. Они были готовы на все ради папаши Хандербейста. Хотя на этот раз они были вооружены скромно: кастетами и тому подобным мелким холодным оружием, они отлично знали, что защищающие их парни вооружены по-настоящему.
Дело завязалось раньше, чем можно было ожидать, и все из-за горячности Скуолдринга, нового мастера медианских "Вольных тюремщиков". Неожиданное повышение и связанная с этим власть вскружили ему голову. Он проходил во главе своих молодцов по заводской площади. Никто его не задел, никто не нарушил порядка, но именно это и задело новоиспеченного мастера: уж слишком мирная картина представилась его глазам у заводских ворот, и его взорвало, что рабочие смели так непринужденно себя держать. Пикеты, группами по пять-десять человек, расхаживали вдоль заводской ограды, а у самых заводских ворот расположилась торговка пирожками. Это была тетушка Берта, занимавшаяся этим самым делом и в те дни, когда завод работал. Нет ничего удивительного в том, что она продолжала им заниматься и теперь, хотя число ее покупателей заметно сократилось. Впрочем, пикетчики покупали пирожки самым исправным образом, может быть, отчасти из-за уважения к постоянству
— Уходи, уходи прочь, тетка! — раздраженно крикнул он и так толкнул лотки, что с них посыпались пирожки. — Уходи! Не место здесь продавать.
— Побойся Христа! Что ты делаешь, безобразник! — отчаянно закричала тетушка Берта, пытаясь своим огромным телом защитить лотки.
Скуолдринг пришел в ярость.
— Здесь я Христос! — закричал он, наступая на торговку. — И мои молодцы — Христосы, и ты должна нас слушаться, тетка! Убирайся вон!
Молодые "Христосы" хохотали. Их было десятка два, все были хорошо вооружены — и чувствовали они себя вполне непринужденно.
— Богохульник ты, вот кто ты! — кричала тетушка Берта; пирожки сыпались на землю, со всех сторон спешили пикетчики, раздавались возбужденные голоса — и неизвестно, во что выросла бы эта небольшая стычка, если бы внимание пикетчиков не привлекло движение в противоположном углу площади: с главной улицы входила колонна людей, ряд за рядом они вливались на площадь и военным шагом маршировали к заводу.
— Штрейкбрехеры! — пронесся крик. Пикетчики бросились к воротам. Тетушка Берта была оттеснена, пирожки растоптаны, и пикетчики, взявшись за руки, тройной цепью стали перед воротами. Было их не так много: человек около сорока, стояли они молча, угрюмо наблюдая за приближающейся колонной. Колонна остановилась перед заводскими воротами. Молодцы Скуолдринга сгруппировались в стороне.
Рослый парень, очевидно начальник, вышел из первого ряда прибывшей колонны.
— Ну что ж, братцы, очистите дорогу! — сказал он миролюбиво.
— Мы вам не братцы, — ответил один из пикетчиков. — Отправляйтесь, откуда прибыли! Здесь вам нечего делать.
— Отчего же вы не хотите работать? — усмехаясь, сказал парень. — Работали бы, нас и не прислали бы. А не хотите, дайте другим…
Скуолдринг решил вмешаться:
— Вот что, господа забастовщики, даю вам минуту на размышление. Не хотите работать — воля ваша. Только уж другим не мешайте, нет, этого я не позволю!
— А что, господин "вольный тюремщик", — раздался голос из среды пикетчиков, — эти молодчики тоже Христосы?
Раздраженный Скуолдринг, не выждав даже предоставленной минуты, ринулся со своими людьми на пикетчиков, штрейкбрехеры Хандербейста тоже навалились на них, произошла короткая схватка, исход которой был предрешен: пикетчики, оставив на земле несколько ушибленных и потерявших сознание, были смяты, оттеснены, и "вспомогательная группа" ринулась на завод сквозь ворота, услужливо распахнутые агентами охраны.
После этого сражения к озеру и прибежал пикетчик Файерс. А через полчаса площадь перед заводскими воротами была полна народу. Здесь были, вероятно, все шесть тысяч рабочих завода и много их жен и детей. Перед этой огромной толпой сотня хандербейстовских молодчиков, полсотни охранников и "тюремщиков" были горсткой. Но толпа была безоружна.
Сэм Скуолдринг со своими охранниками занял верхний этаж проходной конторы. Отсюда ему видна вся площадь. Он видел, как передние ряды вплотную подошли к воротам, толкали их, трясли, слышал, как трещат доски ворот… Вот-вот ворота не выдержат напора огромной толпы, сдадут, и тогда… Скуолдринг расставил своих молодцов у окон и дал команду. За треском одиночных выстрелов были слышны крики боли, ужаса… Но толпа не бежала. Яростный рев донесся снизу, и сейчас же за ним раздался резкий треск: ворота не выдержали. Скуолдринг бросился к лестнице, за ним, гремя по ступеням башмаками, бежали молодцы. Они бросились в заводской двор, стараясь рассыпаться и спрятаться по зданиям. Скуолдринг вдруг остановился перед открытым канализационным люком и, мгновение помедлив, нырнул в него…