Невинные
Шрифт:
Наконец они достигли конца тоннеля и выбрались через россыпь валунов на пляж. Небо оставалось черным, скрывая солнце. Рун бросил взгляд на Элисабету. Покамест она в безопасности от этого потаенного дня. Но в конце концов графиня с отроком рухнула на колени в песок. Поднявшееся солнце явственно подточило даже ее грандиозные силы.
Рун взглядом обыскал небо. Дым расползся до горизонта. Какую бы там нечисть Искариот ни привел в движение, удаление Первого Ангела из храма ее не остановило.
Не менее встревоженный Бернард присоединился к ним, опустив женщину на песок. Она не открыла глаз, но одна рука
Еще жива.
Элисабета бережно опустила отрока рядом, положив его голову на песок, чтобы осмотреть рану у него на горле. Кровь продолжала сочиться, хотя, возможно, и не так быстро. Но потому ли, что он исцеляется, или просто жизнь его почти истекла?
Элисабета держала его за руку. Рун не сомневался, что она убьет всякого, кто попытается причинить отроку вред. Он вспомнил, как истово она защищала собственных детей, хотя и сама убивала чужих. Ее привязанности всегда были непостижимы для Руна.
Ветер распахнул плащ Элисабеты, и луч просочившегося дневного света упал ей на щеку. Рун бросился к ней, но кожа ее не вспыхнула. Очевидно, в воздухе висит довольно нечистого пепла, чтобы позволить стригоям расхаживать под этим ужасающим небом.
Корца вообразил тучу пепла, окутывающую всю планету, пробуждая ужасы, давно спящие в гробницах, могилах и прочих местах, куда не заглядывает лучик солнца.
Элисабета тоже ощутила эту перемену, подняв лицо к пасмурным небесам. Пусть даже профильтрованный сквозь пепел, но это первый за века свет дня, который она узрела собственными глазами. Графиня добрую минуту вглядывалась в небо, прежде чем снова сосредоточить внимание на раненом отроке на песке.
Бернард подошел к Томми с другой стороны, сбросил свой пиджак и расстегнул запятнанную кровью белую рубашку, открыв свои потайные доспехи. Затем расстегнул водозащитный карман над сердцем и извлек простую книжку в кожаном переплете. [24]
Рун воззрился на то, что он держал в руках.
Кровавое Евангелие.
08 часов 21 минута
Увидев Евангелие в руках Бернарда, Эрин опустилась на колени у головы мальчика. Ощутила, как века пророчества ложатся тяжким бременем на его бледное чело. Пепел припорошил его волосы, до сих пор по-мальчишески мягкие. Новые хлопья падали ему на щеки и губы. Эрин утерла ему лицо ладонью, оставив на коже размазанную ржавчину.
24
Автор допускает анахронизм. Сшивать листы в книги начали в I–II веках, то есть уже после смерти Христа. Автограф Евангелия, Несомненно, должен быть свитком, притом написанным на арамейском.
Он даже не шелохнулся от ее прикосновения. Дыхание его было поверхностным и слишком медленным.
Христиан присоединился к ней.
— Что с ним не так? — спросила Эрин. — В Стокгольме он оправился куда быстрее. Почему же Томми не исцеляется сейчас?
— Не ведаю, — негромко прошептала Батори, подняв на нее полные горя глаза, застав Эрин врасплох глубиной своих чувств. — Но я слыхала, как Искариот сказал,
Графиня отвела волосы со лба мальчика.
Бернард опустился на одно колено.
— Позвольте мне вложить Евангелие в руки Томми, — проговорил он. — Быть может, его благодать спасет отрока.
Батори бросила на него хмурый взгляд.
— Возлагаешь свои чаяния на очередную святую книгу, поп? Ужель другая послужила нам на славу?
И все же графиня не воспротивилась, когда кардинал сложил руки мальчика на груди. Даже она понимала, что хоть плохонькая надежда лучше, чем никакая.
Бернард благоговейно вложил книгу ему в руки. Едва коснувшись его кожи, обложка на миг просияла золотым светом, но затем вновь потемнела.
Веки Томми затрепетали и распахнулись.
— Мама?..
Графиня склонилась над ним, и слеза упала мальчику на щеку.
— Это Элисабета, мой бравый вьюнош, — промолвила она. — Мы свободны.
— Открой книгу, сынок, — призывал Бернард. — И спаси мир.
Пророчество эхом прозвучало в голове Эрин.
Трио предвозвещенное должно доставить сию книгу Первому Ангелу для благословения…
Она переводила взгляд с Руна на Джордана, а с него — на Батори.
Томми попытался сесть и тоже исполнить свою роль.
Батори помогла ему подняться, позволив его худенькой спине прислониться к ее боку, обращаясь с ним предельно нежно.
Томми пристроил книгу на коленях и открыл ее на первой странице. И без сил ссутулился, пытаясь разобрать древние слова на греческом языке.
— Что тут говорится? — хрипло спросил он.
Эрин процитировала слова по памяти:
— Грядет великая Сеча Небесная. Дабы силы добра возобладали, из этого Евангелия, начертанного собственной моею кровью, надлежит выковать Оружие. Трио предвозвещенное должно доставить эту книгу Первому Ангелу для благословения. Лишь этим они обеспечат спасение мира.
Пока они смотрели в ожидании, пепел падал на открытые страницы.
И больше ничего.
Томми посмотрел на клубящиеся тучи, а затем на бурное свинцовое море.
— Что еще я должен сделать? — спросил он несчастным и потерянным голосом.
— Ты — Первый Ангел, — мягко произнес Рун. — Тебе уготовано благословить эту книгу.
Сморгнув пепел со своих длинных ресниц, Томми поглядел на него с сомнением. И повернулся к особе, которой явно доверял больше всех.
Батори.
Графиня утерла кровь с его горла, где рана до сих пор не затянулась. Голос ее был полон тревоги. Она была готова ухватиться за любую соломинку.
— Может быть.
— Я не ангел, — нахмурился Томми. — Ангелов не бывает.
Батори улыбнулась ему, показав самые кончики острых зубов.
— Коли на свете есть чудища, отчего же не быть и ангелам?
Томми вздохнул, глаза его чуть закатились — не от пренебрежения, а от растущей слабости. Он явно опять угасал.
Батори прижала ладонь к его щеке.
— Веруешь ты или нет, какая ж пагуба в том, чтобы уступить их желаниям и благословить эту негодную книгу?
— Пожалуйста, попробуй, — взял его за плечо Бернард.