Невольничий караван
Шрифт:
— Уж конечно, я вижу, не у тебя же одного есть глаза, — поворчал Серый, — знаешь и их местное название?
— Да. Их называют джуруллы.
— Почему?
— Как и многих других птиц, из-за их голосов.
— Ты прав, птичий знаток! Улетели. — Пфотенхауер снова уселся и, учтиво подождав, пока его нос вернется в прежнее положение, продолжал:
— В Европе есть только один-единственный вид щурок. Лоб у них сплошь белый, кругом глаз голубая каемка, горлышко желто-голубое, грудь цвета морской волны, а кончики крыльев голубые [109] .
109
В данном случае К. Май не совсем точен. В Европе, кроме золотистой щурки, которую он описывает, встречается зеленая щурка (в районе дельты Волги, а также изредка на юге Европы, в Голландии и Англии).
— То есть как?
— А вот так. Это все мой учитель естествознания. Я раз одолжил у него книгу, а там была нарисована щурка в разрезе. Ну вот, меня больно раздражало, что она выглядела такой одноцветной и тут я взял ящик с красками и раскрасил картинку, да так пестро, что потратил при этом все мои краски. Ну, учитель, понятно, это быстро обнаружил и пригласил меня в свою комнату и с помощью линейки изобразил на моей спине такую зелено-голубую щурку, что у меня начисто отшибло и зрение, и слух. Этого «полотна» я так и не увидел, потому что оно было на спине, но зато чувствовал его довольно долго. Наш учитель вообще точил на меня зуб, потому что я вечно спрашивал о вещах, которых никто не знает. Ну, за все за это он расплатился со мной на экзамене. Может, я тебе уже рассказывал?
— Нет, — с серьезным видом покачал головой Шварц.
— Ну, я вообще-то не часто вспоминаю об этом, но тебе уж могу рассказать. Это было, когда я сидел в третьем классе. В день экзамена я нацепил чистую манишку и новый, красивый шейный платок и думал, иго уж теперь мне, такому нарядному, ничего не грозит. Но вышло-то по-другому! Вот дошла до меня очередь, и я встал, чтобы почтительно выслушать вопрос, и скажи-ка ты мне на милость, что спросил у меня учитель?
— Ну, и что же?
— Откуда у птиц перья? — спросил этот мерзавец!
— Да, положение у тебя, конечно, было не из приятных, — посочувствовал Шварц, — и как ты из него выкрутился?
— Что я ответил, спрашиваешь ты? Ну, сперва-то я вообще ничего не сказал, а закрыл глаза и стал ждать, вдруг меня что-нибудь осенит, а потом, когда ничего не пришло в голову…
— Сын Тайны! — перебил Серого один из гребцов, указывая на реку немного выше того места, где стояла лодка. Взглянув в этом направлении, все действительно увидели рулевого. Он по суше перетащил свой плот вверх по течению и теперь подплывал к лодке со стороны камышовых зарослей. Забравшись в лодку, он сообщил:
— Лес пустой, я не встретил ни одного врага.
— А Толо? — озабоченно спросил Лобо.
— Его я тоже не видел, но теперь мы, не таясь, можем выбраться на берег и приняться за поиски. Зато ловцов рабов я разыскал: они повернули в степь и сейчас находятся уже довольно далеко от леса.
—
— В юго-западном.
— Понятно. Надеюсь, что Толо с ними нет. Во всяком случае, нам следует немедленно сойти на берег и начать поиски.
Якорь был поднят, и лодка причалила к берегу. К сожалению, Лобо не мог показать своим новым друзьям путь, так как раны мешали ему ходить. Поэтому он постарался как можно точнее описать то место, где спрятался Толо, а сам вместе с двумя неграми остался охранять лодку.
Шварц взял с собой подзорную трубу и повел своих спутников к опушке леса, чтобы убедиться в правильности того, что сказал рулевой. После того, как ему удалось разглядеть вдали едва видные силуэты всадников, он отправился разыскивать деревья.
В лесу царила полная тишина, лишь изредка с другого берега раздавалось негромкое курлыканье венценосного журавля. Но когда путешественники достигли места, похожего на то, которое описывал Лобо, им показалось, что они услышали чей-то слабый стон. Он доносился с небольшой полянки, на которой стояли два больших дерева, чьи кроны сплелись так тесно, что сквозь них не было видно ни единого просвета.
— Толо, это ты? — окликнул Шварц.
Ответа не последовало, но стон стал слышнее. Немец повторил вопрос, но с тем же успехом. Тогда он вскарабкался на дерево и увидел над своей головой негра, который, казалось, прирос к толстому стволу.
— Мы за тобой, спускайся! — сказал он.
Несчастный издал громкий вопль ужаса, а потом залепетал:
— Убейте Толо, убейте, но оставьте в живых Лобо. Лобо хороший, он хотел спасти Толо!
— Вы оба в безопасности. Слезай, не бойся, тебя никто не обидит. Мы твои друзья и защитим тебя.
— Это неправда! Ты белый; ты араб, ловец рабов, ты человек Абдулмоута!
— Вовсе нет, наоборот, я его враг. Пойми же, я желаю тебе добра, я хочу тебя спасти! Спускайся вслед за мной!
— Толо не может слезть, Толо совсем ослабел.
— Ничего, мы тебе поможем!
Негр действительно был так измотан несколькими часами бега, долгим сиденьем на дереве и беспокойством за своего друга, что даже не мог отцепиться от ствола. Шварц позвал себе на подмогу двух ниам-ниам, и совместными усилиями трех мужчин наконец удалось спустить на землю обессилевшего раба.
А Толо все еще не понимал, что спасен. Он не слушал никаких уговоров и стонал, не переставая. Он едва мог переставлять ноги, так что его пришлось почти нести к лодке. Оказавшись внутри нее и увидев лежащего на скамейке у руля Лобо, Толо вскрикнул от радости и упал без сознания.
Счастью Лобо не было границ. Правда, обморок друга поначалу сильно его расстроил, но немцы уверили, что Толо скоро очнется. Так и случилось: через несколько минут негр начал подавать признаки жизни, однако сознание вернулось к нему не полностью. Он метался в бреду, стонал и жаловался и непрерывно умолял кого-то смилостивиться над его товарищем Лобо. Пришлось снова открыть аптечку и дать ему успокоительное средство, которое быстро помогло ему заснуть. Больного положили на скамейку у руля вместо Лобо, а тот улегся в середине лодки.