Невольные каменщики. Белая рабыня
Шрифт:
— Я радовалась тому, что дурные слухи о вас расходятся с правдой.
— Радовались?! Вы радовались тому, что вам удалось приручить старого бешеного дикаря! Я знаю, почему вы избегали моего стола. Самодовольство подкармливало вас. Как же! Никому не удавалось совладать, а ей удалось!
Он выпил еще один стакан мадеры. В его глазах к блеску ярости добавился пьяный блеск.
Слуги внесли подсвечники.
— Так вот, — дон Диего встал во весь свой громадный рост, — пришло время поставить все на свои места. Вам не нравились блюда моих поваров — я сам приготовил
Дон Диего взял подсвечник со стола и направился к Элен.
— … Я поступлю с вами так, как привык поступать с женщинами.
— Вы обижаетесь на меня за то, что не вызывали у меня страха? — прошептала Элен окаменевшими губами. — Извольте, теперь я вас боюсь.
Испанец приближался медленно и слегка покачиваясь, как башня-гелепола, идущая в атаку.
— Вам нечего меня бояться, — осклабился он, — я не сделаю с вами ничего, кроме того, что любой мужчина делает с женщиной каждую ночь.
Чем ближе он подходил, тем омерзительнее становилась его улыбка.
Подойдя вплотную, он протянул к сидящей свой подсвечник, как бы для того, чтобы лучше рассмотреть свою жертву. Воск с наклонившихся свечей упал девушке на ключицу, она очнулась от гипнотического состояния, в котором находилась, и, схватив с перепелиного блюда мизеркордию, служащую для того, чтобы проверять, достаточно ли пропеклась птица, ударила наклоняющегося с поцелуем кавалера в глаз. Он не сразу понял, что произошло. Отшатнулся, первым ощущением была странная полуслепота.
Фабрицио, услышав странный возглас господина, вошел в столовую. Дон Диего стоял над Элен и негромко ревел, прижав ладони к лицу. Фабрицио на цыпочках подбежал к нему и увидел, что из глаза у хозяина торчит какая-то палка. Дон Диего, продолжая реветь и покачиваться, повернулся к нему в фас, и Фабрицио увидел, что второй конец палки торчит у него из виска. Задрожав, генуэзец отступил на несколько шагов.
— Фабрицио! — удивленно сказал дон Диего, рассмотрев его вторым глазом, потом переложил подсвечник из правой руки в левую, затем осторожно нащупал торчащую из глаза мизеркордию. На мгновение все присутствующие застыли, напряженно следя за ним. Вдруг дон Диего изо всех сил рванул металлическую занозу из своего глаза. На и без того окровавленный камзол хлынула новая порция крови. Дон Диего поднес к целому глазу извлеченную иглу — состояние шока все еще продолжалось — рассмотрел ее и отбросил в угол. Попытался развернуться, чтобы увидеть виновницу происшедшего, но не смог. Грузно сел на пол, ударив подсвечником по камню. Этот звук послужил сигналом для всех присутствующих. Они кинулись врассыпную. Элен убежала к себе в комнату. Фабрицио — за подмогой.
— Тилби!
— Да, мисс.
Камеристка впервые видела свою госпожу в таком состоянии, она сразу поняла, что произошло нечто сверх-ординарное.
— Он напал на вас, мисс?
— Да, и я ранила его.
Элен металась по комнате, она не знала, что предпринять и можно ли что-нибудь предпринять в такой ситуации. Тилби сидела, прижав к губам край платья, которое она перешивала
— Тилби!
— Да, мисс.
— У меня не остается другого выхода.
— О чем вы, мисс?
— Ты сейчас немедленно отправишься в гавань и разыщешь дона Мануэля.
— Я понимаю, мисс.
— И скажешь ему, — Элен тяжело вздохнула и произнесла, перебарывая внутреннее сопротивление, — что я согласна отправиться вместе с ним.
— Но вам лучше отправиться самой. Вы сэкономите много времени.
Элен молча указала ей в окно: у ворот усадьбы стояли два вооруженных человека.
— Приказа следить за мной никто не отменял.
— Но если дон Диего ранен…
— Он может быть даже убит, но в таком случае мы попадем в лапы этого генуэзца. Клянусь, он еще более отвратителен, чем его хозяин.
Элен говорила спокойно и почти рассудительно, и Тилби передалась уверенность госпожи.
— Иди, тебе скорей всего удастся проскользнуть, сейчас в доме суматоха.
— А вы…
— А я запрусь здесь. Дон Мануэль явится своим обычным путем, через ту калитку на террасе.
Энтони немного задержала неудачная высадка. Шлюпка ударилась о прибрежные камни, плохо различимые в темноте, пришлось прыгать в воду. Подмочили порох.
— Если мы вернемся, — сказал Энтони матросу, остававшемуся сторожить шлюпку, — то встретимся возле вон той скалы. Это заметное здесь место.
— Слушаюсь, сэр.
Прогулка по джунглям в темноте — не самое приятное развлечение. Впереди шел один из лазутчиков, уже побывавших в Мохнатой Глотке. Его звали Стин. Даже он то и дело оступался, цеплялся за корневища или вынужден был стряхивать с рукава или вытаскивать из-за шиворота какую-нибудь насекомую гадину.
— Вы же говорили, Стин, что здесь есть тропинка, — тихо, но сердито сказал Энтони.
— Мы находимся на ней, сэр.
Оставалось только выругаться. Колючие кусты все время стаскивали шляпу с головы Розуолла, — он тоже время от времени высказывал свое мнение по поводу подобного моциона.
— Да выбросьте вы свою шляпу, дружище, — посоветовал ему командир, — если нам удастся сохранить головы, мы восстановим и головные уборы.
— Тихо! — скомандовал Стин.
Впереди забрезжил огонек.
— Это хижина какого-нибудь мулата, нам лучше обойти ее стороной.
— Почему? Я вижу — вон блестит на солнце довольно утоптанная тропинка, по ней мы быстро пересечем эту фазенду, это сильно сократит наш путь, — сказал Розуолл.
— Не стоит рисковать, — настаивал лазутчик.
— Вы опасаетесь собак?
— Я опасаюсь свиней. Все здешние мулаты разводят чертову прорву этих тварей — они поднимут такой визг, что дон Диего объявит тревогу.
Обходили жилище свинопаса — маленькую глинобитную хижину, крытую пальмовыми листьями — по осыпающемуся красноземному откосу, что в ботфортах и матросских башмаках делать не слишком удобно. Немного пошумели. Хозяин хижины вышел наружу и остановился, то ли прислушиваясь, то ли справляя малую нужду. Хорошо были видны его белые бумажные штаны. Ничего подозрительного не заметив, он вернулся в дом.