Неволя
Шрифт:
Ликующий Мещеряков закричал во всю глотку:
– Наша взяла, робята! Бей супостатов!
А когда он поверг наземь и нукера, держащего зеленое знамя, и бросил к ногам своего коня, началась паника и всеобщее бегство ордынцев.
Резко и победно со всех сторон заголосили русские трубы, забили барабаны.
Бросая сабли, копья, щиты, уцелевшие нукеры, охваченные ужасом, бросились к реке. Русские погнались следом, как борзые за стаей лисиц, безжалостно избивая
Никто не заметил, что наступил туманный мглистый вечер. Весь противоположный берег утопал в плотном молочном облаке, продолжать погоню было бессмысленно.
Битва на Воже была выиграна.
Подняв вверх мечи, копья, щиты, русские витязи потрясли окрестности мощным криком: "Ура-а-а!"
От громких возгласов всполошились вороны, поднялись в небо, тревожно и испуганно каркая.
Сделав круг над всем полем брани, они опять опустились на вершины деревьев, уселись на ветви и терпеливо принялись ждать тишины.
Глава пятьдесят седьмая
Туманное утро запоздало с рассветом, но когда развиднелось и можно было что-либо различить в полусотне шагов, русская конница, отдохнувшая в коротком сне, стремительно бросилась в погоню. Разведчики донесли, что лагерь ордынцами брошен, оставшиеся в живых бежали кто куда.
На всем своем пути русские всадники видели следы поспешного, панического бегства. Дорога была усеяна трупами нукеров, которые тяжело раненными бежали с поля боя, но, обессиленные, падали где придется и умирали. Шатры, кибитки, телеги, арбы оставлены, награбленное добро валялось на земле в беспорядке. И ни одной живой души. Стук лошадиных копыт далеко разносился в округе. Но вот до ушей воинов донеслось приглушенное пение. Из тумана стала возникать темная масса, затем она обрела очертания: это была большая толпа людей. Пение становилось внятным. То был божественный псалом, восхваляющий Христа. Пели русские люди, полоняники.
Заметив своих, полоняники закричали и заплакали в голос. Но ни один из воинов не остановил коня и не спешился. Пленников успокоили, сказав, что сзади следует другой отряд, который и освободит их. Конница на рысях промчалась мимо.
Обещанный отряд действительно скоро прибыл, возглавляемый воеводой Петром Мещеряковым.
Михаил Ознобишин, находившийся в отряде Мещерякова, вместе со всеми воинами с нескрываемой радостью разрезал веревки, освобождал полоняников.
Вдруг до слуха Михаила донеслось громкое: "Аллилуйя!" Он прислушался, быстрым взглядом осмотрел толпу и приметил рослого полного мужчину, длинноволосого и бородатого, одетого
– Воинству русскому хвалааа!
"Да это же поп Савелий!" - промелькнуло у Михаила, и он кинулся с криком:
– Подожди!
Молодой воин изумленно оборотился к Михаилу, придержал руку с ножом. Ознобишин отстранил его, сам встал перед расстригой, поглядел в его бородатое оплывшее лицо.
– Отче, узнаешь ли?
Маленькие хитрые глазки въедливо оглядели Михаила.
– Не узнаю, сердешный, - замотал расстрига косматой гривой.
– Орда. Вельяминов. Юрта за ставкой. Вспомяни хорошенче. Коренья злые, для великого князя припасенные...
На одутловатом опухшем лице промелькнул страх, губы задрожали.
– Путаешь, милый.
Широкий матерчатый пояс охватывал большой круглый живот попа Савелия. Ознобишин ощупал пояс и выхватил из-под него небольшой мешочек.
– Вот они - корешки-то!
– крикнул он и бросил мешочек подошедшему Мещерякову. Воевода ловко поймал его на лету, распутал завязки, поднес к лицу, поглядел и понюхал.
– И впрямь - корешки. У, иуда!
– прорычал медведем воевода и взмахнул кулаком, как бы собираясь ударить расстригу, но только потряс им перед вздернутым носом его.
– Душу вытрясу, поганец, еж меня коли!
– Господь с вами! О чем вы? Люди добрые!
– начал взывать поп Савелий к собравшимся кругом мужикам и воинам.
Его одернули:
– Хватить петь-то! Шагай!
– Поклеп это! Правду говорю! А те корешки вовсе не злые. От хвори припасенные. Вот те хрест!
– И он попробовал перекреститься связанными руками.
Его увели. Не долго препирался поп Савелий. Допрошенный с пристрастием в стане Дмитрия, он сознался, что был подослан Мамаем и Вельяминовым отравить великого князя.
На радостях, с великой победы, князь Дмитрий отнесся к попу милостиво - оставил жить, но отправил в вечное заточение в монастырь на Бело-озеро, чтобы усердной молитвой расстрига поп смог спасти свою грешную душу, погрязшую в предательстве и злодействе.
А опального боярина Ивана Вельяминова на следующее лето изловили в Серпухове, куда его послал Мамай для тайных переговоров с двоюродным братом великого князя Владимиром Андреевичем.
Надежда эмира Мамая поссорить братьев и ослабить Москву не сбылась.
Сын бывшего тысяцкого, боярин Иван Вельяминов, был казнен в Москве, на Поганой луже.
* Т и у н - управляющий, наместник.