Невоспитанный трамвай
Шрифт:
— Катюша, хочешь на карусели прокатиться?
— Спасибо! — сказала жена и повесила трубку.
В комнату вошла директор парка и строго поглядела на скучающего Никишина. Он снова набрал номер:
— Выручи, Катя, прокатись на карусели для финплана, иначе меня не отпускают из парка!
— Детей пущай захватит и соседей! — приказала директор.
— Детей приведи и родственников! — сказал Никишин слабым голосом.
— Да что с тобой? — тихо спросила жена и заволновалась.
Ее привезли на «неотложке».
Дети на карусели освоились, соседи пробовали что-то спеть, жена успокоилась, шептала, прижавшись, к Никишину:
— Теперь не станешь без меня в парк ходить?
— Конечно, отдыхать надо только вместе с детьми и соседями!
Жена счастливо улыбалась. В парке стало весело, впервые за сезон. Благодаря Никишину. Даже директор вышла на воздух и помахала отдыхающим рукой.
Вдруг карусель пошла быстрее. Никишин вцепился в перильца, чуть не вылетев.
— Заяц! — металась внизу бабка. — Без билета влез!
Никишин оглянулся: все мелькало и кружилось.
— Соседи норовят за мой счет прокатиться! — прокричал он сердито сквозь свист ветра.
Жена отвернулась:
— Ты ведь их сам пригласил! Скажи спасибо…
— Стой! — крикнул Никишин бабке. — Я больше не могу. Я сойду.
— Пущай сначала заяц сознается, тогда остановлю!
Карусель прибавила оборотов и стала похожа на центрифугу. Директор прокричала в мегафон:
— Вам хорошо, товарищи, вы тут отдыхаете, а мы работаем! Не покладая рук…
Взошла луна. На скамейке целовались влюбленные.
— Милый, кто там летает вокруг луны? — томно шептала она.
— Похоже люди. Везет же! — вздыхал завистливо он. — К утру на Марсе будут. Судя по скорости, второй космической.
Бабка надела боты и повязала платок:
— Катайтесь, голуби, утром приду проведать…
Соседи на лету устраивались спать. Никишин взвыл и прыгнул в темноту. Летел он долго, распластав руки, и ткнулся носом в репейник на цветочной клумбе.
— Бабка, давай посчитаем снова, может, ты ошиблась? — он стоял на четвереньках, не доверяя ногам.
— Давай! — бабка прицепила к носу очки.
На рассвете сосчитали. Сошлось до копейки.
Карусель остановилась.
— Домой не приходи! — сказала жена, держась за сердце. Ее шатало.
Никишин остался с бабкой в парке.
— Хочешь, на «чертовом колесе» покатаю? — спросила она. — Там один уже есть, билет купил вчера, ждет комплекта…
Никишин вздохнул и пошел к «чертову колесу». Отдыхать так отдыхать! Что еще оставалось делать…
СИДОР СИДОРЫЧ И ЕГО СОВЕСТЬ
Однажды
— Будь здорова, баушка! — прониклась симпатией с первых же минут секретарша Сидора Сидорыча. — Ты чья будешь, откуда?
— Спасибо, деточка! — прошамкала старушка. — Местная я, Сидору Сидорычу родная…
— Неужели? — подхватила радостно Ниночка. — Родная мамаша?
— Не мать, совесть я его!
Ниночка сделала круглые глаза.
— Ждите, гражданка. Когда надо, вас позовут!
— Долго ждать-то?
Ниночка капризно повела плечиком:
— Не знаю. Все ждут.
Совесть сидела час, второй, третий, потом заговорила.
— Давай, давай, бабуся! — поддержали в очереди. — Наводи порядок.
Видимо, они плохо знали Сидора Сидорыча. Принял он Совесть только на третий день.
— Наконец-то! Бабуся, где ты пропадала?
Сидор Сидорыч усадил ее в кресло, дал воды. Очередь заглядывала в кабинет, одобрительно шумела:
— Хорошо, когда человек совесть имеет!
— Нашлась-таки!
— Заговорила!
— В добрый час!
Лосев в глаза старушке заглядывает, сигаретой угощает.
— Я же совесть твоя! А ты мне сигаретку.
— Да, да, — Сидор Сидорыч погасил сигаретку. — Надолго к нам, то есть ко мне?
— Не волнуйся, долго не наживу! Проститься приехала.
— И на том спасибо, — взбодрился Лосев. — Очень рад! Проститься.
Сидор Сидорыч поднес платок к глазам и сделал положенную паузу.
— Все там будем… Не переживайте.
— Тебя переживешь?! Эвон загривок-то… А ведь одногодки мы! Вместе на свет родились, вместе должны бы и умереть!
Сидор Сидорыч испуганно задрожал.
— Нет уж! Сначала ты, а я потом.
— Нельзя. Не может человек на свете жить без совести!
Сидор Сидорыч руками замахал.
— Может, бабушка, да еще как! Мой зам Лоскутов давно сменил свою совесть на персидский ковер.
— Продешевил твой Лоскутов! — Старушка вздохнула: — А сам-то ты, хорош гусь! Что со мной вытворил?
Сидор Сидорыч смутился.
— Я тебя потерял. Со всяким может стать. Закрутишься, на вокзале, в сутолоке…
— Чемодан-то не потерял, а меня…
— По молодости, бабуленька. Не в тот поезд вскочил. Но я ведь нашел тебя, отыскал!
— Не ты меня, а я тебя, через адресный стол.
— Да, да, спасибо. Строгая ты у меня, чистая, ничего не прощала, одергивала.
— Чего ж опять сбежал?
— Не я, бабуленька, ты сама запропастилась. Помню, в Сочи, на пляже. Лежу, здоровье поправляю. Выходит, на мою беду, из воды русалка…