Невозможное завтра

Уильямс Эйвери

– О, дорогая, да ты посинела, – шепчет он мне на ухо, и его слова звучат волнующим громом. Ему все это нравится. – Я дам тебе дышать. Но лучше бы тебе не кричать снова, Сера.

Я пытаюсь кивнуть.

Он отпускает мою шею, быстро поднимает руки к моим глазам и прижимает мою голову к своей груди.

Я жадно вдыхаю, кислород очищает мое видение, мой разум.

– Вот что произойдет, – говорит он в мою щеку. – Я надеваю на тебя наручники. Ты едешь со мной. А потом ты рассказываешь мне, куда ты запрятала книгу.

– Я бросила ее в бухту, – с

трудом выдыхаю я, мой голос хриплый, слова царапают горло. Но вообще-то она в безопасности в Беркли, за картиной Тарин на стене Кайли.

Он прижимает свою руку к моему животу. Угроза. Предупреждение.

– Не лги мне. Знаю, ты опередила меня, найдя первой ту наркоманку. Она рассказала мне, что видела тебя. Рассказала об аварии и девушке по имени Кайли. Она назвала тебя ангелом, что в лучшем случае смехотворно. И она сказала, что у нее «твоя» книга. Хотя я думаю, мы оба знаем, чья книга на самом деле.

Тарин. Слава богам, она очнулась. Я представляю офицера Сполдинга – то есть Кира, – поднимающегося в ее квартиру, когда у нее был передоз.

– Но она не в ее квартире. И ты знаешь, как сильно я ненавижу, когда меня обходят, – продолжает он. – Особенно ты. Так что не лги. Это меня очень, очень злит.

– Тарин очнулась, – игнорируя его вопрос, говорю я.

Он усмехается.

– Очнулась, сегодня днем. Но потом снова уснула, бедняжка. Навеки.

– Ты чудовище, – я выплевываю эти слова.

– Как и ты! – Его голос громок. – Мы оба чудовища. Мы с тобой одинаковые. О чем ты, кажется, всегда забываешь.

– Но она ничего не сделала! Она была невинной! – Ярость, кроваво-красная ярость поднимается во мне. Очередной невинный человек, очередная жизнь, отброшенная как мусор.

– У меня не было выбора. Она читала книгу. Ни у одного человека не должно быть этого знания. Ее кровь и на твоих руках – если бы ты не украла книгу, она могла бы жить. – Он говорит о насилии как нормальный человек описывал бы поездку в продуктовый. Мне делается дурно. – Однако я сомневаюсь в этом, учитывая, какой запас героина был в ее спальне.

Он убирает от меня руку, и я чувствую, как он возится с наручниками.

– Скажи мне, где книга, Сера.

Я сжимаю зубы.

– У меня. Ее. Нет.

Он снова смеется, расслабленно.

– Может, ты поменяешь свой настрой, когда я убью милую семейку, с которой ты живешь.

Нет. Только не их. Только не Морганов.

– Или того соседского паренька. Ноя. Я бы этим наслаждался.

Что-то внутри меня щелкает, приливают силы, о которых я и понятия не имела. Мучительным движением я сгибаю колени, выскальзывая из его хватки. Я направляю весь вес своего тела на него, мои плечи ударяют его по коленным чашечкам.

С лязгом наручники соскальзывают с моих рук и падают в грязь. И с ворчанием – от боли или удивления, или и того, и другого, – он тоже падает на землю, держась за колени и постанывая.

Нож. Где он? Мои глаза безумно осматривают землю, пока я не замечаю серебро клинка

в нескольких футах. Он, кажется, видит его в то же время, что и я, и бросается к нему. Я прыгаю на землю, зачерпывая нож прежде, чем удариться о поверхность плечом.

Я поднимаюсь обратно на ноги, размахивая ножом перед собой. Он перекатывается на бок и выбрасывает ногу вперед. Его ботинок ударяет меня в лодыжку, сбивая меня с ног. Я падаю плашмя на спину, ветер оглушает меня, заставляя бороться за возможность дышать.

И потом он наваливается на меня, придавливая мою грудь, поднимая мои руки над головой, опять делая мой нож бесполезным. Его ногти вонзаются в мои запястья.

– Ты еще пожалеешь об этом! – Его лицо искажается яростью. Я замечаю, что он прикусил нижнюю губу от моего удара головой.

Свободны только мои ноги. Я поднимаю их вверх, к его голове, мои бедра по инерции отрываются от земли. Затем я опускаю их вниз, используя в качестве рычага, чтобы поднять торс, откатываюсь в сторону, вырываю свои руки из его, и он падает на бок.

Я отталкиваюсь ногами и, крепко держа нож в правой руке, нахожу тропу и убегаю по ней в густой лес позади.

Позади себя слышу тяжелые шаги и быстро оглядываюсь. Он бежит за мной, неуклюже, опираясь на правую ногу. Но набирает скорость.

Я ускоряюсь, страх подталкивает меня, пока его шаги не слышатся ближе. Тропа резко поворачивает в дубовую рощу. От порыва ветра на меня падает душ из листьев.

Я заворачиваю за угол и резко останавливаюсь, паника режет мое сердце.

Тропа заканчивается у бетонной дороги, что ведет к заветренному амбару. Старые каменные стены, простирающиеся в обе стороны от амбара, высотой около восьми футов. Единственный выход – та же дорога, по которой я пришла сюда.

Я подбегаю к амбару и ударяю ладонями дверь. На ней толстая стальная цепь и висячий замок размером с мой кулак. Я в ловушке.

Меня переполняет ужас. Рациональная часть мозга отключается. Я поворачиваюсь к нему лицом, отбрасывая нож вне пределов досягаемости. Сейчас он мне не поможет. Нож бесполезен, если он нападет на меня со всей силы.

Я не думаю. Позволяю телу руководить. Я становлюсь в широкую стойку, расставив колени, локти. Он бежит прямо на меня.

За мгновение до того, как он обрушивается на меня, я высоко выбрасываю левую руку, под его высоко поднятую правую руку, и хватаю его полицейскую форму. Скользя, я ступаю к нему, правой рукой цепляю его за подмышку, разворачиваюсь и толкаю его.

Его собственные силы – вот что его и погубило. Я едва ли ему ответила. Он перелетает через мое плечо, мгновение в воздухе, затем тяжело приземляется на бетон. Секундой позже с тошнотворным влажным стуком ударяется его голова.

Я медленно отхожу назад, тяжело дыша, и поднимаю нож. Моя рука дрожит.

Он моргает раз, второй. Открывает рот.

– Ты все разрушила, – с усилием говорит он, его тело пронзает дрожь. Его грудь вздымается, опадает, вздымается, опадает.

– Я просто хотела освободиться, – шепчу ему.