Неврозы нашего времени
Шрифт:
– Не ругайся, детка, а то на свет появится мертворожденный! Имя мне – Грей, – раздался бесовский хохот.
Если бы в тот момент под рукой был нож или скальпель, я бы не раздумывая вскрыла себе живот и вытащила мерзавца. К сожалению, рядом ничего не оказалось.
Внезапно плод замолчал, «схватки» прекратились, и я с облегчением выдохнула.
В палату вбежала женщина, судя по всему, медсестра или акушерка. Лицо ее казалось знакомым, но кто из моих приятельниц работал в роддоме, вспомнить не удалось. Медсестра с озабоченным видом осмотрела меня и спросила:
– У вас начались схватки? Еще
– Это не ребенок, а мой кошмар! Уберите его! Он убьет меня, если вы не поможете!
В палату вошел пожилой доктор с безразличным взглядом. Медсестра озабоченно взглянула на него и произнесла:
– Пациентка не в себе. Отказывается от собственного ребенка! Михаил Сергеевич, что будем делать? Может, вколоть? Выспится и оклемается!
Врач был похож на моего начальника, тоже Михаила Сергеевича. Он подошел ко мне, потрогал лоб, посветил фонариком в глаза и чуть слышно пробормотал:
– У пациентки нарушено сознание. От собственных детей отказываться грех. Давай плод послушаем… Эх, Светик, устал я – долгое дежурство. Если бы не ты, давно на пенсию пошел. У… Не слышу сердцебиения. А ребенок-то, Светочка, мертв! Придется спасать мамашу.
Тотчас изнутри послышался глухой голос:
– А меня ты не хочешь спасти? Черт с ней, с мамашей, она отказалась от меня! Доктор, боритесь за права плода!
Усталый врач нисколько не удивился голосу из живота и с многозначительным видом сообщил медсестре:
– Желание ребенка для нас закон! Будем вскрывать, хоть и достанем труп. Потерпи, мой сладкий, дяденька спешит на помощь. Но мамашу уморить не получится – не хочу остаток дней провести за решеткой. Готовь операционную, пока я еще трезвый.
После этих слов он схватил медсестру и одарил долгим поцелуем, почти уложив ее мне на грудь. Я лежала молча, надеясь, что Грей сдохнет до начала операции от недостатка кислорода или отравившись моими внутренностями.
Придя в себя после старческих объятий, медсестра выскочила из палаты. Старик облизал губы и пристально посмотрел на меня, будто хотел повторить поцелуй. Я с нескрываемым отвращением завизжала, словно наткнулась на сотню крыс – их я боюсь больше всего на свете, как и ядовитых змей, гигантских пауков и мадагаскарских тараканов. Удивленный силой голосовых связок роженицы, доктор достал из-под кушетки длинный напильник, изогнутый как турецкая сабля, и завопил:
– Быстрее наркоз! А мы пока начнем выпускать дитя на свободу. Закройте глаза, мамаша. Будет чуточку больно, так что придется потерпеть.
Я заорала на полную громкость, связки были готовы лопнуть от напряжения. Доктор занес инструмент над животом. Я зажмурилась и закрыла лицо руками. Краем уха услышала заботливый голос вошедшей медсестры:
– Нежнее, Михаил! Прошу тебя, нежнее! Скоро и мне рожать, с собственным сыном ты так же будешь?
…Я проснулась от звонка будильника, заведенного на три часа ночи. Ощупав себя, я не поверила в чудо: в животе пусто, вокруг никого – ни заботливой медсестры, ни доброго доктора…
Около десяти вечера в дверь позвонили – наверняка приехала Машка.
Подбежав к двери, я уставилась в глазок. На меня, загадочно улыбаясь и нетерпеливо переминаясь
Как здорово, что она все-таки выбралась ко мне, хоть на один день оставив занудного мужа и плаксивых детей.
Маша не любила ждать, поэтому я быстрее впустила ее.
– Ну ты даешь, красотка! Как я к тебе доехала, ума не приложу. Кругом пробки, все прут, не уступают даже дамам. Ведь специально приклеена туфелька на заднем стекле! Я хоть и опытный водитель, но нервы на пределе с первого километра поездки.
– Дай я тебя поцелую, родная! Ух ты, какая холодая! А где промокнуть успела? – набросилась я на нее.
Мария выглядела превосходно – по крайней мере намного лучше, чем я. Щеки сияли румянцем, она дышала легко и свободно. Кожаная куртка, белая блузка с глубоким вырезом, юбка ниже колена – все смотрелось очень стильно.
Мария Степановна, не догадываясь о моих мыслях, продолжила:
– У вас в подъезде холодно как в могиле! Я окоченела, пока поднималась. Что ты так смотришь, будто я с того света вернулась? Гулять так гулять, ставь самовар скорее!
– Ты неисправима, но не стоит так шутить. Я читала, что мысли материальны и любые, даже самые абсурдные желания могут исполниться в самый неподходящий момент. Лично я в это верю, каким бы нелогичным это не казалось. Прошу к столу, самовар ждет!
– Какие мы серьезные сегодня! А у нас, простых смертных, жизнь банальней. Мы думаем о хлебе насущном, как детей накормить, мужа напоить, как в лужу рожей не угодить! – неожиданно в рифму ответила гостья, будто обидевшись на мое философское заявление.
Мы прошли в гостиную за маленький деревянный столик, предназначенный для небольших фуршетов и дружеских посиделок в интимном свете ламп. Перед ним стоял купленный несколько лет назад мягкий диван, на котором мы и собирались расположиться.
Хорошо, что Маша прихватила с собой бутылочку вина. Последнее время я много пью, безуспешно пытаясь утопить страх в вине, забыться в пьяном дурмане. Опыты доказали низкую эффективность подобного способа борьбы с кошмарами. Кое-как удавалось на время снять постоянный стресс, но он возвращался вместе с утренним похмельем. Поэтому афоризм «In vino veritas» явно не для меня. Беспокоиться не стоит, безнадежной алкоголичкой я себя вижу смутно. Даже по утрам самочувствие сносное, опохмелиться не тянет. Просто бокал вина – это безотказный друг, окутывающий меня в перерывах между сонным ужасом и спасающий грешную душу от депрессии. Несколько пьянящих глотков скрывают за завесой греевский сон, на время закрывают книгу нынешнего существования и отодвигают подальше мой сонник одиночества. Но он возвращается вновь и вновь, открывая для меня новые страницы…
– Ты о чем-то задумалась? – прервала мои грезы Маша.
– Все в порядке. Ты садись, угощайся. Давай выпьем за встречу! – я пришла в себя и налила вина.
– С удовольствием, лапочка. За радостную встречу! За тебя, меня и нашу крепкую дружбу, – и подруга моментально осушила бокал.
Я сделала два коротких глотка. Удивительно, но пить в этот раз совсем не хотелось. Будь я одна, с легкостью бы последовала примеру подруги. Но, сидя вместе с ней за столом, я впала в ступор и стала неподвижно смотреть перед собой.