Невская битва

Сегень Александр Юрьевич

Его мучило присутствие внутри двух посторонних, лишних душ, которые просились на волю, кричали, чтобы он выпустил их, но разве он знал, как это сде­лать? Он мог только убить себя и таким образом осво­бодить несчастных, но Нерон не способен был убить се­бя, он мог убивать только других людей, себя же ему было нестерпимо жаль.

— И я рожу от тебя того, о ком сказано в пророче­ствах, — сказала ему Ягорма, и это вдруг припомнилось отчетливо. Да так, что конь под Янисом задрожал и огласил окрестности испуганным ржанием. Побе­жал быстрее, будто его ткнули жестокими литовски­ми бодцами83 или укусил злобный овод.

За

всю прошлую ночь Вонючка Янис ни разу не со­мкнул глаз, и теперь ему так и хотелось рухнуть под ноги коня в придорожную траву и мигом уснуть. И только одно мешало сделать это — осознание, что вся его жизнь, включая сей новый день, — лишь сон.

Он объехал стороной ижорские селения — Вырю, за которой река ушла влево, Ерю, Сакалгу, Кандакоп-шу. Здесь дорога ушла немного вправо, а значит, до ус­тья Ижоры оставалось рукой подать. Скорее бы при­ехать в свейский стан и все-таки лечь спать. Хорошо, что до битвы еще несколько дней, можно будет прийти в себя, освоиться с тем, что теперь в тебе не одна душа, а сразу три.

Мыслимое ли сие дело, чтобы в человеке сразу три души было? Она просто безумная, эта ведьма Ягорма. Но до чего же она хороша, когда из старухи превраща­ется в молодую!

Бред!.. Бред какой-то!

— Бред! — крикнул Вонючка Янис как можно громче, пытаясь согнать с себя наваждение. Конь от его крика испугался еще больше и поскакал так быст­ро, как только мог.

Солнце не успело дойти до полуденной точки небо­склона, а вдалеке уже высветилась золотая верхушка Биргеровой высокой ставки.

Глава четырнадцатая

ЛУЧШИЙ ДЕНЬ БИРГЕРА НА НЕВЕ

Четвертый день они наслаждались здесь жизнью настоящих рыцарей, захвативших отнюдь не бедную землю. Хорошо тут зажились ингерманцы, ничего не скажешь, давно их не доили должным образом. Видать, и новгородцы жируют, коли не добрались до ижорских богатых припасов. Всего оказалось вдоволь в главном селе и окрестных деревнях — и свиней, и те­лят, и птицы, и рыбы, и пива, и медов, и жен, и дев, и всяких прочих «лакомств». Четвертый день отъеда­лись и обпивались оголодавшие шведы, норвеги, дат­чане и суоми; веселились, предвкушая грядущую лег­кую победу над конунгом Александром, ибо откуда ему собрать достаточное войско, чтобы противостоять такой мощной рати, если вся Гардарика разорена, из­ломана, сожжена нашествиями татарских полчищ, пришедших из стран Гога и Магога в наказание про­клятым схизматикам, не признающим власть папы римского!

А сии ингерманцы должны так же понести суровое наказание за то, что не обратились к истинной католи­ческой римской вере, поддались соблазнам богатого Новгорода, стали креститься по канонам греческой Церкви. Жалко было бы их грабить, совестно насило­вать жен и дочерей их, но и поделом вам — не соблаз­няйтесь впредь, а принимайте правильное Креще­ние — от римских истинных миссионеров!

Так рассуждал Биргер Фольконунг в сей солнеч­ный июльский полдень, радуясь душевной гармонии, осознавая высшую справедливость всех своих деяний. За эти дни он перепробовал разных молоденьких ин-германочек, ибо для него отбирали самых лучших из тех, что можно было захватить здесь и в окрестных се­лениях. Их приводили в его высокий шатер, и епископ Томас стыдливо удалялся прочь, уважая рыцарские законы.

Но еще пара дней, и наступит полное пресыщение едой, питьем и женщинами. Как раз к этому времени можно будет собираться на битву с Александром, ес­ли, конечно, этот молокосос отважится

прийти вое­вать.

— Скажи, Торкель, сколько бы ты мог вести такой образ жизни, какой мы ведем тут все эти благословенные дни? — спросил он брата, сидящего рядом с ним у костра.

— Ты лучше не так спроси, — охотно отозвался Торкель Фольконунг. — Спроси меня: «Каким бы ты хотел видеть рай, Торкель?» И я скажу тебе, что меня вполне устраивает этот. — Он широко обвел вокруг се­бя рукой, показывая на прекрасные окрестности. — Но только чтоб ничего не кончалось, ни жратва, ни пи­тье, и чтоб каждый день приводили все новых и новых девушек.

— Неужели тебе не прискучит когда-нибудь? — усомнился Биргер.

— Подлинному викингу никогда не прискучат вкус­ная еда, хмельное питье и бабьи прелести! — захохотал Торкель. — Мы рыцари, а не монахи, и должны любить жизнь без ограничений. Разве я не прав, Биргер?

— Прав, брат, но ведь битва — лучшее удовольст­вие для настоящего викинга. После битвы и еда, и вы­пивка, и возня с прелестницами приносят еще большее наслаждение. Только представь себе, как мы будем ве­селиться, когда дадим знать русам, где находится стра­на Туле! Все сегодняшние радости нам покажутся су­щим пустяком.

— Вот эти слова мне полностью ложатся на серд­це, — заулыбался Торкель. — А то уж я подумал, не заболел ли мой дорогой братец.

— И где это запропастились наши резвые гонцы, хотел бы я знать, — зевая, промолвил полулежащий неподалеку одноглазый Ларе Хруордквист.

— Ты еще скажи, что мечтал бы их хоть одним глазком увидеть, — пошутил Торкель.

— Не исключено, что их прирезали проклятые ру­сы, — высказал мрачное предположение рыжий Аа­рон Ослин.

— Вон они, легки на помине! — воскликнул коро­тышка Нильс Мюрландик, первым увидев Вонючку Яниса.

— Они… Пока что я вижу только нашего выдающегося пердежника, — сказал Биргер. — Где осталь­ные?

— Их прирезали, — стоял на своем рыжий Аарон. Янис подскакал поближе и спрыгнул с коня. Прибли­зился с поклоном к Биргеру:

— Да благословит тебя Дева Мария, достопочтен­ный Биргер Фольконунг.

— И тебе Божье благословенье, благоуханный Янис, — шутливо ответил Биргер. — Сказывай ско­рее!

— Все складывается самым наилучшим образом, будущий великий ярл Швеции! Мы добрались до Хольмгарда и повидали конунга Александра. Я пере­дал ему грамоту, и он был крайне огорчен, узнав о на­шем доблестном пришествии. Дело в том, что войско его отправилось в Вессенландию, где покоренное Хольмгардом племя поднялось на восстание. Поэтому раньше, чем через несколько дней, Александр не будет готов к битве с нами. Да и, кажется, он не очень горит желанием сражаться. Мы можем завтра же пойти на Хольмгард и взять город голыми руками. Я беседовал с местными жителями — они не изъявляют великой любви к конунгу Александру и не верят, что он спосо­бен защитить их от нашего вторжения. Дух руссов сломлен, и они все ожидают нового великого нашест­вия с востока. Полагаю, что нас они воспримут друже­ски, и мы сможем хорошо поживиться.

— Где же Эклунд и Турре? — спросил Торкель.

— Увы, они погибли.

— Я же говорил, что их прирезали! — возликовал Аарон Ослин.

— Как же погибли они? Лучшие рыцари! — возму­тился Биргер, искренне жалея и Магнуса, и Пер-Юхана.

— Вчера вечером, когда мы возвращались из Хольмгарда, на нас внезапно напал большой отряд ка­кого-то хольмгардского рыцаря, который не подчиня­ется конунгу Александру. Их было не менее десяти че­ловек, мы сражались, как львы, и каждый повалил