Невская равнина
Шрифт:
Я сделал попытку уйти, но она мгновенно повернула в скважине ключ, вновь усадила меня к столу и достала из шкафа аккуратно сколотые листки раскладки солдатского меню за все минувшие дни. Вот, оказывается, чем нас кормит интендантство: ни кусочка свежего мяса — только консервы, картошка в виде сушеных пластинок, остальные овощи — ломкая стружка. К этому — макароны, лапша, и хотя бы перышко свежей зелени…
Козик усмехнулась:
— В тарелку бы свою глядели, колы на кухне не бываете.
Я смиренно принял упрек.
— А что же, — говорю, — Чирок? Продовольствие — первейшая его обязанность.
Козик
— Кишка слаба!
Я поднялся в штаб, к телефону. Соединился со снабженцами дивизии. Говорю:
— В батальоне заболевания от плохой пищи. Интендантство сплавляет то, что у него залежалось на складах. Живем без овощей!
Голос в трубке:
— Знаем и принимаем меры…
— Что-то не видно результатов! — обрезал я. — Посылаю трехтонку в ближайший совхоз для закупки овощей!
— А мы вас к суду за растрату.
— Буду только рад увидеться с вами на суде! — И я повесил трубку.
Вызываю казначея батальона:
— Есть деньги в наличности?
— Но… — замялся ополченец из банковских служащих. — На какой предмет, товарищ командир?
Я объяснил.
Тот испуганно:
— Это невозможно! Вы идете на преступление…
Я приказал ему выдать мне деньги под расписку.
— В лучшем случае, — бормотал казначей, нервически поплевывая на пальцы и отсчитывая мне кредитки, — на вас будет начет, и уж, конечно, не избежать вам выговора по службе…
— Ничего, сдюжу!
Овощи были закуплены, после чего лук, капуста и прочая зелень стали поступать и через интендантство. К суду меня не привлекли, а жаль: уж я бы сразился с бюрократами! А за то, что начета не сделали, не заставили меня раскошелиться, — спасибо.
Подготовка батальона к военным действиям, если вновь обратиться к сравнению с поездом, шла на всех парах. Близился день, когда командир дивизии, взглянув на календарь, поднимется из-за стола, наденет свою генеральскую фуражку с золотым рубчиком на козырьке и: «Баталь-он, сми-ирно!»
Но нет, рано принимать генерала — счет до тридцати еще не исчерпан, а последние дни особенно горячи. Самое тревожное, что батальон не укомплектован. Лейтенанты, старшие лейтенанты, младшие лейтенанты — эти на местах, возглавляют роты и взводы. Но нет в цепи звенышка, без которого цепь не цепь. В отделе кадров дивизии заявили: «Ни сержантов, ни ефрейторов не получите — для ополченческих формирований не предусмотрены…»
Странно было услышать такое. А готовить самим сержантов — еще нелепее. На действительной службе специальные полковые школы. Но и там требуются месяцы, чтобы из рядового красноармейца подготовить младшего командира.
Еще совет из отдела кадров: «Есть же в батальоне среди ополченцев старые солдаты, вот и ставьте их отделенными командирами, помощниками командиров взводов, старшинами рот».
Совет запоздал. Уже поставили нескольких. Среди отставников обнаружились товарищи деятельные, инициативные, к примеру, те, что успешно проводят занятия стрелковым делом. Но не каждый из бывших солдат согласился принять должность. Отвечали: «Командовать?
Отправился я к нашим студентам-горнякам. Дружные ребята, пришли в батальон коллективом. Вот и староста их институтской учебной группы. «Следовательно, — соображаю, — юноша авторитетный». Но едва я заикнулся о том, что намерен украсить его петлицы треугольничками, как в группе поднялся шум:
— Нет!.. Не годится!.. Не хотим!
Я сел среди студентов. Просматриваю газету. Постепенно успокоились, и сам староста заявил:
— Это не самоотвод, товарищ капитан. Но мы не на сопромат идем — на войну. Просим назначить нам в командиры знающего военного — лучше всего сержанта.
Пошел я дальше по батальону — те же возражения против неподготовленных самодеятельных начальников. Комиссар двигался по батальону с другого конца. Встретились.
— Ну, чем порадуешь, Владимир Васильевич? Подобрал командиров? Покажи список.
Но комиссар и в карман не полез.
— Не получился список, капитан. А у тебя как?
Я только в затылке почесал. Сержанта им подавай, как сговорились — всем сержанта!
— А где его взять? — говорю.
Вспомнился тут мне Гулевский. Бригадир, держал первое место на погрузках в порту, не молод и не стар: 35 лет. Чем не командир отделения… Кстати, где он? Узнаю — при кухне. Чирок забрал силача на черную работу: колоть дрова, выносить помои… Я велел прислать Гулевского ко мне. Вот он — тихий, деликатный. Но едва человек понял, что от него хочу, изменился неузнаваемо: передо мной уже не портовый грузчик, а сам Нептун, в гневе поднявший морскую бурю.
— Не пойду в начальники, нипочем! — раскричался он. — У меня четырехклассное, и не «носаки» у вас, а инженеры да профессора! — Волосы у него растрепались, как пшеничное поле от шквального ветра. — Осрамить меня задумали, а я не дамся… Не дамся — и весь сказ!..
Комиссар позвал Гулевского к себе:
— Ты, Георгий Борисович, кандидат в члены партии. Посидим, чайку попьем с сухариками да с вареньем. Ну и потолкуем о том о сем по-партийному…
Наутро я подписал приказ о назначении Г. Б. Гулевского командиром отделения в первую роту. И случилось так, что адъютант, подготавливая приказ, определил грузчика именно к инженерам и ученым.
Комиссар, не откладывая дела, провел по ротам партийно-комсомольские собрания.
— Расшевелил коммунистов! — сказал он с победным видом, и я тут же попытался вспомнить: где же еще я видел его таким разгоряченным?.. «Ах да, когда он из бани вернулся».
— Даже в горле пересохло, — весело посетовал комиссар. — Придется, хоть и не ко времени, чайку согреть… Составишь компанию?
И он продолжал, уже за чаепитием:
— Как, говорю, не совестно, товарищи. Батальону, чтобы стать воинской частью, требуются младшие командиры — а вы друг за друга прячетесь!.. Слов нет, и за порученное в бою саперное задание, и за жизнь своих подчиненных младший командир первым в ответе. Но что-то не слыхал я за свою долгую партийную жизнь, чтобы коммунист и комсомолец боялись ответственности.