Невыносимая жара
Шрифт:
— Поченко, — произнесла она. — Где же ты, Поченко?
Никки погрузилась в размышления. Она отнюдь не была склонна к мистике, однако верила в силу подсознания. По крайней мере, собственного подсознания. Она представила, что ее мозг — это доска, и стерла все, что было написано на этой доске. Отстранившись от всех мелочей, она открыла сознание для калейдоскопа данных, для причудливых узоров, которые образовывали улики и факты. Мысли ее устремились вдаль. Хит отогнала те, что не имели отношения к делу, и сосредоточилась на своем расследовании.
Ждала, когда улики заговорят с ней. Ей нужно было узнать, что же она упустила из виду.
Никки отправилась в воображаемое путешествие в прошлое, пользуясь своей доской как путеводителем. Она видела тело Мэтью Старра, распростертое на тротуаре; она снова посетила Кимберли, окруженную ценными картинами и антикварной мебелью, погруженную в свое фальшивое аристократическое горе; она видела себя саму, беседующую с людьми из окружения Старра: конкурентами, сотрудниками, букмекером и его русским подручным, с его любовницей, швейцарами. Внезапно мысль ее зацепилась за слова любовницы.
Была какая-то необычная подробность. Никки обращала внимание на необычные факты, потому что с их помощью Бог пытался донести до нее ключ к разгадке. Она поднялась, подошла к доске и еще раз перечитала записанную там информацию о любовнице Старра. Офисный роман, перехваченное любовное письмо, Ведущая Позиция, увольнение из компании, кондитерская, счастлива, нет мотива. Затем взгляд ее упал на слова: «Связь с няней?»
Бывшая любовница Мэтью Старра видела его в универмаге «Блумингдейлс» с новой пассией.
Скандинавской девушкой. Никки считала, что у Агды не было личных мотивов и, что еще более важно, у нее имелось железное алиби. Тогда что же сейчас не давало Хит покоя? Она поставила пустую коробку из-под китайской еды на стол Таррелла и прилепила к ней бумажку для заметок с благодарностью «Тарреллу!!!», испытав извращенное удовольствие от трех восклицательных знаков. Рядом Хит положила записку с просьбой вызвать Агду в участок для беседы к девяти утра.
Добравшись до дома, Никки заметила на противоположной стороне улицы патрульную машину из Тринадцатого участка. Детектив Хит поздоровалась с офицерами и поднялась к себе. В этот вечер она не стала звонить капитану с просьбой отозвать патрульных. Воспоминания о синяках на шее Барбары Дирфилд были еще слишком свежи. Никки ужасно устала и жаждала поскорее лечь в постель.
Сегодня никаких излишеств. Вместо ванны она приняла душ. Улегшись в постель, она ощутила запах волос Рука, исходивший от соседней подушки. Никки притянула подушку к себе и глубоко вдохнула этот запах, задавая себе вопрос, не стоило ли позвонить ему и пригласить домой.
Но уснула, не успев ответить. Когда зазвонил телефон, было еще темно. Никки не сразу выбралась из цепких объятий сна. Не открывая глаз, она неловко попыталась нашарить на тумбочке мобильник, и он полетел на пол. Когда она наконец взяла телефон, он уже смолк.
Никки узнала номер
— Привет, это Каньеро. Перезвони мне, хорошо? Как только получишь сообщение. — Он говорил быстро, взволнованным голосом — непохоже на Каньеро. Взмокшая от жары Никки похолодела, когда услышала следующие слова: — Мы нашли Поченко.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Никки спустилась по лестнице, на ходу заправляя блузку в брюки и перепрыгивая через две ступеньки, подбежала к патрульной машине и попросила копов подбросить ее в участок.
Они обрадовались поездке, нарушавшей однообразие их работы, и, усадив Хит на заднее сиденье, с ревом устремились вдаль. В пять утра на север по Вест-Сайд-хайвей направлялось не много машин, и они двигались достаточно быстро.
— Я знаю этот район, с этой стороны на машине не подобраться, — сказала Никки водителю. — С шоссе можно свернуть только на Девяносто шестой, это слишком большой крюк, лучше сворачивайте на следующем выезде. Когда спуститесь с пандуса, я выйду и дальше добегу сама.
Офицер еще жал на тормоза у подножия пандуса, ведущего на 79-ю улицу, а Никки уже открывала дверцу. Обернувшись, она поблагодарила патрульных и бросилась бежать под эстакадой по засохшему птичьему помету — к реке и мерцавшим в отдалении огням полицейских машин. Лорен Пэрри осматривала труп Поченко, когда Никки, задыхаясь, подбежала к ней.
— Зря ты так торопилась, Ник, он теперь никуда не денется, — заметила судмедэксперт. — Я собиралась сама тебе позвонить, но Каньеро меня опередил.
К ним подошел детектив Каньеро.
— Похоже, этот парень тебя больше не потревожит.
Хит обошла труп. Русский лежал на боку на парковой скамейке с видом на Гудзон. Это было живописное местечко, расположенное на зеленом склоне между велосипедной дорожкой и берегом реки, здесь останавливались отдохнуть туристы. Для Поченко скамейка оказалась последней остановкой в этой жизни.
На нем была не та одежда, что в вечер нападения. Шорты цвета хаки с множеством карманов и белая футболка выглядели совершенно новыми — именно так одеваются беглые преступники, которые меняют одежду в примерочных. Футболка и шорты Поченко, залитые кровью, явно были только что из магазина.
— Его обнаружил патруль из программы поддержки бездомных, — пояснил Каньеро. — Они обходят район, пытаясь уговорить этих людей ночевать в приютах с кондиционерами. — Он не удержался и добавил: — Похоже, нашему другу перегрев уже не грозит.
Никки понимала черный юмор Каньеро, однако вид трупа не вызывал у нее желания шутить.
Кем бы ни был при жизни Виктор Поченко, сейчас он был мертв. Какие бы личные чувства она ни испытывала при виде его тела — облегчение, радость оттого, что ей больше ничто не угрожает, — все это было только личное.