Невыносимая жестокость
Шрифт:
Этих женщин он представлял себе примерно такими же, как та, что сидела рядом с ним в «мерседесе-кабриолете», прижимая к своей внушительной груди, словно младенца, бутылку шампанского. Нина покачивалась всем телом в такт звукам песни «Рорра Was a Rolling Stone», лившейся из динамиков автомобильной стереосистемы, и Рексу ничего не стоило вообразить ее себе в качестве разбитной, не слишком строгих нравов танцорши где-нибудь в захолустном городке поблизости от мексиканской границы.
Рекс был богат, но не настолько, чтобы финансировать крупно бюджетный фильм стоимостью этак миллионов в сто. Впрочем, недостижимой эта
Посмотрев в зеркало заднего вида, Рекс не увидел в нем ничего, кроме фар идущей где-то далеко следом машины. Он немного успокоился. Весь день у него было ощущение, что за ним следят. Но скорее всего, успокоил он себя, это давали себя знать истрепанные на работе нервы и избыток адреналина в крови. Кроме того, этому способствовало и растянувшееся на целую неделю ожидание нынешнего вечера.
Рексу нравилось изменять жене. В этом он находил какое-то особое удовольствие. Нет, в том, что его супруга Мэрилин — редкая красавица, никто бы не усомнился, но, видимо, налет повседневной домашней доступности слегка притупил остроту восприятия этой красоты, а вместе с тем приглушил и физическое желание. Впрочем, по его мнению, у Мэрилин было одно слабое место: ну, не хотела она иметь ничего общего с некоторыми скрытыми от посторонних глаз наклонностями своего мужа в области секса. Другое дело — Нина: эта женщина понимала его как никто и готова была исполнить любой его каприз. С этой мыслью Рекс повернул на дорожку, ведущую к стоянке кемпинга: шеренги небольших, но весьма комфортабельных домиков на берегу океана.
Нина открыла дверцу и выбралась из машины едва ли не на ходу. Рекс огляделся и лишь после этого покинул свой «мерседес». Осмотрев окрестности еще раз, теперь уже с высоты своего роста, Рекс окончательно успокоился и позволил себе развязать галстук. При этом он обнаружил, что его рубашка и смокинг изрядно перемазаны Нининой помадой. Ну что ж, придется завтра купить новый смокинг. Нечего попусту нервировать Мэрилин. Не хватало еще, чтобы этот доверчивый ангелочек что-нибудь заподозрил.
Приобняв Нину за сливочно-белые плечи, Рекс повел ее в нужном направлении — к давно известному им обоим домику.
Никто из них не обратил внимания на «инфинити» с затемненными стеклами, остановившийся чуть в стороне от парковки, прямо под рекламным щитом, неоновые буквы которого гласили: «Кемпинг Малибу — ваш рай в шалаше у самого моря». И правильно, незачем им обращать внимание на то, что как раз их внимания и не требует, злорадно подумал Гас, наблюдая, как парочка, пошатываясь и спотыкаясь, направляется к своему «шалашу». Именно так все и было им задумано: он вроде бы и не смотрит на них, но все видит, а они, даже глядя в упор, не должны его замечать.
Рекс пропустил даму вперед и тотчас же запер за собой дверь в предназначенное для тайных утех бунгало. Обернувшись, он нигде не увидел Нины, но ее вечернее платье валялось на кровати.
Представление начинается!
Рекс поднес к губам воображаемый свисток дежурного по станции
— Чу-у-у, чу-у-у!
Стянув через голову ослабленный на стоянке галстук, он принялся обыскивать бунгало: под кроватью никого, в ванной тоже. Вдруг из-за оконной занавески с противоположной стороны раздалось приглушенное паровозное пыхтенье.
— Чух-чух, чух-чух… — нашептывала Нина.
Рекс просиял. «Нет, Нина — это просто находка», — пронеслось у него в голове. Он, как самец в брачный период, повсюду искал себе подругу, и именно о таком призывном крике партнерши он мечтал. Почувствовав нарастающее возбуждение, он поспешно сбросил смокинг.
— Ш-ш-ш-ш-ш…
— Чух-чух, чух-чух…
Пыхтенье разгонявшегося все быстрее паровоза заставляло его действовать все активнее. Вдруг Рекс увидел длинную ногу, высунувшуюся из-за оконной занавески. Сальная улыбка расплылась по его лицу.
— Ш-ш-ш-ш-ш… — зашипел он, в ответ, на Нинино пыхтенье, спуская накопившийся в локомотиве пар. Нет, пропустить мимо своей станции этот поезд он не мог, просто не имел права.
Он резким движением отдернул штору и замер: Нина стояла там, в красных чулках и лифчике. Дополняла этот великолепный наряд невесть откуда взявшая кондукторская фуражка у нее на голове — правда, немного маловатая по размеру. Задыхаясь от восторга, Рекс снова свистнул в свой воображаемый свисток:
— Чу-у-у-у, чу-у-у-у!
Отсвистев положенное, дежурный по станции продолжил быстро раздеваться. Нина, веселясь от души, помогала ему.
— Чух-чух, чух-чух, чух-чух… — пыхтя все быстрее, она стягивала с него брюки. Заметив его напрягшееся мужское достоинство, она на миг в восхищении остановилась, радуясь, что не зря устроила весь этот спектакль. Не выходя ни на секунду из роли, она прошептала:
— Заткни ушки, Рекси, сейчас ты въедешь в туннель!
Расстегнувшийся, будто сам собой, лифчик полетел куда-то в сторону, и сгорающая от желания и нетерпения «локомотивная бригада» под ликующий свист повалилась на кровать.
— Чу-у-у-у, чу-у-у-у…
Но на подъезде к последнему полустанку перед заветным туннелем произошла катастрофа. Если описать ее в железнодорожной терминологии, то, как минимум взорвался котел паровоза, а то и весь состав сошел с рельсов и рухнул под откос. Хлипкая дверь бунгало слетела с петель от мощного удара снаружи. В следующую секунду в комнату ввалился довольно полный, но чрезвычайно проворный чернокожий мужчина. К голове его словно приклеилась мягкая шляпа с загнутыми кверху полями, а к плечу — видеокамера.
Нина завизжала и попыталась прикрыться занавеской, а Рекс вскочил с постели и бросился к валявшейся на полу одежде. Впрочем, было уже поздно.
— Ну что, попались? — кричал незнакомец, переводя камеру с Нины на Рекса и обратно. — Схватил я вас за задницу?
Рекс метался из стороны в сторону, пытаясь одеться и одновременно не попасть в объектив, но чернокожий мужчина был беспощаден.
— Никуда ты не денешься! Схватил я тебя за задницу! — повторял он, загоняя Рекса в угол. Тот скрючился, пряча лицо от объектива и натягивая штаны на эту самую уже неоднократно упомянутую непрошеным оператором задницу. Нина продолжала что-то верещать, но все звуки в комнате перекрывал громкий голос чрезвычайно довольного собой человека с камерой: