Невыносимый брат
Шрифт:
— Сладкая девчонка, — смеётся надо мной Рон. — Я даже за неё переживаю.
— Ну, вы, бля, в жопень ужрались, — хохочет Костя и шарит в карманах своей нереальной куртки, явно на вырост. Но до неё Костику ещё лет тридцать расти придётся. Он достаёт на свет фонаря кастет.
— Сам отлил, — кровожадно улыбается он, показывая холодное оружие.
Я быстро отбираю у него тяжёлый кастет и напяливаю на свою руку. Костя меня в два раза меньше, и руки у него тоже мелкие, как у девчонки. Но я умудряюсь
Снимаем кастет пока идём до клуба.
Пиво на текилу имеет поражающий эффект, вертолётики раскидываю рукой.
Потом зал, мелькание огней. Туалет, знакомый запах. Меня целует Мария. Я ей подарил духи с оттенком малины, как у Гелика. У моего Ангела такие.
Ангел…
Мужской туалет, жадные поцелуи на шее, она засасывает кожу, оставляет следы, метит меня.
Я хочу секса, я дико хочу Машке вставить. Но нельзя.
Машка спускается ниже, садится на унитаз. Облизывается, готовая отсосать.
Я почти ничего не вижу, хватаюсь рукой за перегородку кабинки, достаю член… Меня бьют сумочкой. У Машки подделка, но бляшка Дольчи Кабана, как кастет у Костяна, тяжёлая и оставляет на моём лице вмятину.
Куда-то иду, гремит кастет на моём пальце об стену.
Холодно жесть! Члену холодно.
— Спрячь, мудило! — орёт откуда-то Мирон.
Это я со спущенными штанами на улицу вышел. Он кулаком запихивает мой несчастный член в штаны и закрывает ширинку вместе с лобковыми волосами. Я ору во всю пасть, умоляю пощадить, ссылаюсь, что Гелику ещё пригодится.
Меня пытается успокоить чей-то ботинок. Воинственно сжимаю кастет и бью ближайшую морду.
— Это носороги!
— Я тебе сейчас глаза местами поменяю! — Кричу зверем и кидаюсь в драку….
Где все?
Иду, пошатываясь, по парку в сторону дома. Мирон твёрже стоит на ногах, глотает пиво. Ржут наши пацаны, и я тоже ржу, не понимаю что смешного, так, за компанию.
Всё вокруг вертится. Аптека. Улица. Фонарь. Знакомая дверь. Унитаз. Холодный душ.
Полотенце на бёдра… Лоб — стиральная машина.
Выхожу в коридор. Мирон падает перед моей матерью на колени. Я подхожу к родной матушке на четвереньках, теряя полотенце по дороги. Она бьёт нас мокрой тряпкой, но мы с Мироном ухватив её лодыжки целуем её тапки.
— Родная, — перекрикиваю я её ругань, — Мамочка, прости!
— Простите нас! — вторит Мирон.
Постель… Ноги Мирона у моей щеки.
Палец распух в кастете, боль невыносимая.
— Вот, что значит, ноги женщине ночью поцеловать, — работает напильником Мирон, освобождая мой багрово-синий палец.
За окном раннее утро. Солнечно. Лучи скользят по подоконнику и освещают стол. На нём три закуски,
— Реально. Буду Гелику по ночам ножки целовать, — болезненно усмехаюсь, прикладывая влажное полотенце к голове. — Я вчера с Машкой в туалете…
Мирон перестаёт пилить и начинает ржать, закидывая голову назад.
— Что? Она мне засосов наставляла.
Не дождавшись ответа, выхватываю у Мирона напильник и продолжаю спиливать проклятый кастет.
— Ты в общем с ней в кабинку ушёл. Я решил тебя спасти. В общем она уселась на унитаз, чтобы у тебя отсосать, а ты ссать хотел.
— Что?!!! — я в ужасе смотрю на него.
Он не может успокоиться, стягивает со стола пирожок.
— Кирюха, ты, пиздец, подонок!!! Она этого никогда не забудет.
— Надо извиниться, — на полном серьёзе решаю я и наконец-то освобождаю свой палец.
— Нашёл перед кем извиняться. Нормальная девка никогда так бы не стала делать.
— Если только она тебя своим пацаном не считает.
Похмеляться даже не думаю, смотреть не могу на спиртное. Чай себе наливаю.
— Машка с парнем пришла в клуб, тебя увидела и решила вспомнить былые успехи.
— Как ты думаешь, Геля в своём лагере трахается с пацанами?
— Не знаю, напиши ей, — жуёт Мирон.
— Она меня заблокировала. Напиши ты.
Он моментом достаёт свой телефон и пишет сообщение.
— Ну вот, она и меня заблокировала, — показывает мне экран. Там светится сообщение Рона: «Кирюха интересуется, ты трахаешься в лагере или нет?» И сообщение, что пользователь АНГЕЛина его добавила в чёрный список.
— Бля, купи себе мозг, — смеюсь я. Нормально он отказался быть посредником.
— Ничё, меня Любава тоже заблокировала, хотя мы так долго дружили.
— В общем о пьянке лучше никому из будущих жён не знать. Мало того, что целовались, опозорились на весь посёлок, ещё и голые в одной кровати спали.
— Это всё ты, не виноватая я! — смеётся Рон.
Завтрак проходит в тишине. Мы с Роном зависаем в своих телефонах. Отходняк тянется на пару часов, пока я вроде не прихожу в себя.
— Мне батя квартиру купил, — решаюсь сказать. — Рон, деньги нужны?
— Мне всегда деньги нужны, — он доливает чайник, чтобы выпить ещё чая.
— Помоги мне с ремонтом, я заплачу. Не то, чтобы я тебя оскорбляю… — даже боюсь на него посмотреть. — Бабке сейчас денег оставишь, у меня можно будет пожить.
Он думает, ему не нравится идея, но я вроде всё правильно сказал.
— Ладно, — кивает он. — В общагу не хочу, там скукотища. И ты криворукий без меня пропадёшь.
Я его толкаю в плечо, и мы смеёмся.