Невыносимый брат
Шрифт:
— Не на твои точно, — прохожу в свою комнату.
— Обувь сними, гад! Мать корячится, уборку делает.
— Пошла на хрен!
Дверь закрываю. Ломится.
— Ты в моей квартире живёшь. Совершеннолетний? Плати, давай! Урод! Я от тебя не помощи, ни слова благодарности! Торт тебе испекла, хотя бы спасибо сказал! Нахлебник! Раз папаша денег даёт, сам себя корми!
— Я уеду завтра! — спокойно снимаю тостовку, кроссовки, иду к кровати.
— Проваливай! И чтобы я тебя не видела! Ещё раз эта девка сядет на коврик у двери, в полицию
— Я с малолетками не гуляю, она больная просто! — ору ей.
Тут же сосед в стенку стучит:
— Да, заткнитесь уже, двенадцать часов ночи!
Дурдом.
Беру планшет и открываю страницу Гелика.
Становится тихо.
Только моё дыхание в кромешной тьме… И свет на планшете, где она, девушка моей мечты. По крайней мере сегодняшней и завтрашней точно.
А может, как Рон сказал, я только одного хочу?
Так, да. Именно этого и хочу, там посмотрим.
В университете гулять с девками принято. Может даже год продержусь.
Только с ней… Хочу.
Ведь не первая любовь, а так заела, что самому тошно.
Никаких новостей. Девушка Рина из Челябинска… Капец видимо экология не очень, вся в черном, глаза накрашены жестоко, губы коричневые. Пишет Гелику о том, что скоро рок-концерт. Пишет прямо на странице. Никто кроме этой Челябинской ведьмы не пишет, значит, близкая подруга, раз доступ есть. Гелик отвечает, радуется за гота Рину. Данилка тут же подлизывает двум девчонкам сразу, восхищается группой.
Вначале ищу рок-группу, что расхваливает Гелик и Рина, включаю музыку, от которой усыхает мозг почти сразу. Сосед за стенкой долбится от такого тяжёлого, просто неподъёмного рока. Быстро выключаю звук.
Потом иду смотреть, кто такая Рина. Подруга Гелика. Как ночь и день. Гелик светлая, Рина тёмная. Вроде девкам уже восемнадцать, а как ненормальные — неформальные.
Стук в дверь.
— Ты жрать будешь свой торт или я его выкину? — кричит мамаша. Она спокойно редко говорит, визжит дурная.
— Буду! — отвечаю я.
Мне всегда хочется с ней примириться. Хочу, чтобы мать успокоилась. Не знаю, как это сделать. Отец не смог её сделать счастливой, и меня иногда мучает мысль, что это должен сделать я, ведь по моей вине родители развелись… Не по моей. Просто… Так бывает. Наелись шоколада до свадьбы. А я по залёту получился. В этих скандалах, узнал много интимных подробностей о жизни родителей. Они не стеснялись меня никогда.
Ненавижу.
Закрываю страницу Гелика, не хочу, чтобы она видела меня в таком виде. Не знаю, почему я начинаю, так же как Мирон, образно думать и глупости делать. С девчонкой не знаком, а боюсь показать слабость через планшет.
С ума схожу, не иначе.
Ещё сильнее боюсь вот таких вот отношений, какие были у моих родителей.
Закидываю фразу, что ляпнул Мирон про порох, в интернет и читаю всякую религиозную хрень.
Наш тренер и классный руководитель Владимир Амосович Хренсгоров по кличке Хрен с Горы в церковь ходит и приносит
— Иди! Вылезай из норы, змей! Я спать пошла. Урод! Родила урода!
Она после развода скандалить не перестала. Всё на меня скидывает. Боль, страх, неудовлетворенность. Как отцу высказывала, так мне теперь. Будь я девкой, я бы на панель пошёл. А так закрываюсь в комнате и мечтаю свалить.
Не знаю, как мать одна останется. Иногда беспокоюсь. На неё находит ласка и материнская любовь. Торт ведь состряпала. Вчера трепала за волосы и восхищённо говорила, какой я у неё красавец вымахал. Но это миг, потом по новой.
Иногда Корсарову завидую. Бабка у него божий одуванчик, а родаки все умерли. Живёт в тишине.
Гелик не моя, мать — стерва, Рон обиделся.
Ну, Рона то я должен при себе оставить.
Надеваю новую футболку, белую со смайликом. Вступаю в тапки. Выхожу, стараясь не шуметь замком на двери. Мышью крадусь на кухню.
— Ты что стучишь? — раздаётся за спиной.
— Тебе кусок оставить? — спрашиваю я, достаю торт из холодильника.
— Подавись ты своим куском. Вырядился! Петух! Сколько он тебе денег даёт? Думаешь, я не знаю, что ты автошколу при заводе окончил? Он тебе машину купит?
— Не думаю, я в его семье не особо нужен, — вру не краснея, отец ждёт меня, и его баба согласна, что я буду жить с ними.
— А что тогда мать бросаешь? — уже не кричит и то хорошо.
Я быстро нарезаю торт. Оставляю ей три куска. Торты она делает отличные. Это медовик на натуральных продуктах, он обалденный, во рту тает. С утра если не найдёт куска, орать опять начнёт.
Хватаю торт и бегу из квартиры.
— Куда на ночь глядя? — перегораживает дорогу. Встаёт на пути. В глаза непонятно что.
— К другу, — нехотя отвечаю. Я борюсь со злобой, с мажором беспринципным, которого растил последнее время. — Я люблю тебя, мам, — обнимаю её одной рукой. — Мирону кусок скормлю и приду.
Она вся напряжена, пахнет родной матерью. Самой близкой женщиной в мире. Сколько бы девок не было, она так и останется первой любовью. Просто люблю, хотя бесит постоянно.
— Иди, — она меня обнимает.
Замечаю в глазах её слёзы. Она уходит. Не знаю, как ей сказать, что лечиться надо. Таблетки ей нужны и профессиональная помощь с таким перепадом настроения.
Выхожу из квартиры. Дверь захлопываю и натыкаюсь на нимфетку.
— Ты что тут делаешь? — я её боюсь.
Ангел во плоти целых тринадцать лет. Одни глаза и жидкий хвостик на макушке.
— Привет, я тебя жду, — отвечает тонким голоском не то Соня, не то Вика.
— Я женюсь скоро на любимой женщине. — Выделяю ей кусок торта. — А ты ищи сверстника, я старый для тебя.
Обхожу это чудо стороной. Как меня угораздило понравиться ненормальному подростку? Я обречён на больных на голову баб вокруг.