New Пигмалион

Бабий Алексей

— То есть я должен вас этому научить? Я, конечно, могу, но учтите, моё время дорого стоит. Век не расплатитесь потом. Я и так уделяю вам слишком много времени.

— Я это заметила, — сказала Галина Петровна.

12

А времени тратил на нее Виктор… И не высказать, сколько времени! Чуть ли не каждый вечер оставались они в опустевшем офисе. Потом Виктор отвозил Галину Петровну домой, но жила она слишком близко, и договорить не успевали. Тогда они продолжали споры в какой-нибудь кафешке, хотя в кафешках орала музыка и поговорить толком не получалось. По фирме поползли слухи: хозяин положил глаз на новенькую. Ясно было, что вкуса у него никакого, но любовь

зла, придет — полюбишь и козлиху с торчащими клыками.

Виктор, и впрямь, любил Галину Петровну, но отеческой любовью, как любил папа Карло своего Буратино. Каждый день подмечал он в ней новые достоинства, некоторые из которых были воспитаны им лично (и тем особенно радовали глаз), а некоторые были изначально и проявлялись как бы между делом. И понимание, которое между ними возникло, было сродни пониманию между влюбленными — с полуслова, с полувзгляда. Кто его знает, как далеко зашли бы их отношения, но Виктора удерживало правило, которое Женька сформулировал так: «не спи на работе!». И потом, уж очень Галина Петровна любила деньги. А Виктор не любил тех, кто любит деньги. Хотя и тут он Галину Петровну прощал: с голодухи человек, наестся ведь когда-нибудь…

И, между прочим, не только ящик коньяка заставлял Виктора тратить время на Галину Петровну. Уже ясно было, что коньяк — его. Да, делала его Буратина ошибки, в том числе и дорогостоящие. Но она была обучаема. Она прогрессировала. И динамика у неё была. И потенциал был.

Спор спором, но Виктор уже всерьёз ставил на Галину Петровну в своём бизнесе. Именно ей затеял он поручить исполнение давней своей задумки. И не просто задумки, а, можно сказать, революции на рынке бухгалтерских программ. Рынок этот был, казалось бы, давно поделен, но все программы базировались на одном и том же, изначально порочном принципе. Внедрение их шло со скрипом (однако и на этом компьютерные фирмы умудрились сделать деньги). Но, главное — программы эти решали задачи сегодняшнего дня и определенного уровня предприятий. Бухучёт, на который были нацелены эти программы, уже не решал проблем. Надо было строить управленческий учет, надо было управлять финансовыми потоками внутри фирмы. На Западе Виктор присмотрел быстро набирающего обороты производителя бухгалтерских программ нового поколения. Название было странное, напоминавшее медицинское — ACENNA. Ну да ладно, ACENNA так ACENNA. Главное — построена программа правильно, и на Западе продается бешеными темпами. Адаптировать продукт для российского рынка, наладить обучение, а главное — подготовить почву. Заказчик и сам еще не понимает, почему ему нужна именно эта программа. Потому — глубокое рыхление: семинары, статьи, рассылки.

В тему надо влезать глубоко, как минимум — освоить терминологию. А значит, Галину Петровну, для начала — на бухгалтерские курсы. Ничего страшного. Главное, понять, что такое двойная запись, а дальше всё как по маслу пойдёт. Не сложнее Катерины, луча света в тёмном царстве… А потом и экономике подучится.

И вот это была фишка, это был красивый проект. Не толкаться на рынке компьютерного железа, на котором сейчас, как в автобусе в час пик. Не становиться тыща первым франчайзи 1С. Не быть одним из многих, отличающимся только по названию. Сделать что-то, действительно свежее, творческое. Ворваться на рынок с чем-то новым, к чему конкуренты еще не готовы, — и долго слышать позади их сосредоточенный топот. А когда догонят, когда опять упрутся в твои бока их нетерпеливые локти, когда исчерпаются преимущества отрыва — сделать финт ушами, уйти в другую плоскость, создать новый рынок.

Нет, и в том, что делалось сейчас, творчества было хоть отбавляй. Отработать систему мотивации сотрудников; организовать адхократическое взаимодействие подразделений; да хотя бы научиться по уму использовать корпоративную сеть для работы. Во всем этом творчества было ничуть не меньше, чем у писателя. Уж во всяком случае

не было это унылой необходимостью зарабатывать деньги.

Всё, что делалось до этого, было только подготовкой, преамбулой. До этого Виктор еще не знал, что именно сотворит, но знал, что для этого нужна отработанная машина, толковые специалисты, а главное — капитал. Большие проекты требуют денег. Если их у тебя нет, надо идти к кому-то на поклон. А если они у тебя есть…

Так вот, капитал у Виктора был. И время «Ч» настало. И Буратина должна была сыграть в проекте решающую роль.

— Да ты сам Буратино, — сказал Женька, узнав о викторовых планах. — Ты где свои монеты собрался зарыть? В Стране Дураков, в которой банки берут с тебя деньги за то, что ты помещаешь в них свои капиталы! И это в то время, когда наши кореша давно возделывают кремниевые долины в Калифорниях!

— От такого слышу!

— Я-то чего? Я за два рубля купил, за четыре продал. На эти два процента живу. Без затей и без идей. Это ты все дерзаешь впереди паровоза. Кстати. Если твоя Буратина потянет ACENNA, я тебе еще один ящик «Хеннесси» выставлю. По рукам?

— По рукам. Спорить так спорить.

— Спорят по пьяни, полемизируют по трезвянке, — назидательно сказал Женька. — Мы с тобой сейчас спорим или полемизируем?

— Пока еще полемизируем, — сказал Виктор, подумав.

— А что нам надо сделать, чтобы реально поспорить?

— Еще по две заказать.

— Конструктивно мыслишь. В общем — давай выпьем.

— За что?

— Как за что? За то, что потому что!

13

Пятнадцать лет назад я искренне считал сотрудников соратниками, а дневная выручка лежала у нас на видном месте, в коробке из-под обуви. Сейчас я заключаю с сотрудниками многостраничные контракты и организовываю внутреннюю службу безопасности. Чем дольше живешь, тем хуже думаешь о человечестве. А если занимаешься бизнесом, этот процесс происходит втрое интенсивнее.

Я предлагаю сотрудникам делать со мной совместное дело на взаимовыгодных условиях, а они зачем-то ведут со мной классовую борьбу. Я этого не могу понять. Логика жизни у нас разная. И мораль у нас разная.

Не может, говоришь, быть у меня, буржуя, никакой морали? Наверное, не может. Где мне с моим пузом пролезть в игольное ушко. Верблюду и то проще, как справедливо отмечено в Писании. То есть я по определению ущербен и как бы не вполне человек. Что автоматически оправдывает всё, что по отношению ко мне делается. «Разве можно кидать в Герцогиню кастрюлями?» — «В эту — можно!».

Наверное, ты прав. Но, думаю, всё же нет. Думаю, моя мораль покруче твоей будет. Потому что включает в себя всю твою (от «Не убий» до «Не укради») плюс еще один пункт.

Вот, слушай. Был у нас администратор сети, славный парень и, кстати, большой любитель Окуджавы, что как бы автоматически подразумевает интеллигентность и прочие моральные достоинства. Я, вообще, долго пребывал в заблуждении, что человек, поющий Окуджаву, не может предать и украсть. Это уж потом выяснилось, что может и еще как — Вован в малиновом пиджаке от зависти бы поперхнулся. Так ведь Вован предаст и украдет по-простому, а любитель Окуджавы — исключительно из высших соображений. Но это всё я как-нибудь отдельно расскажу. А вот всё же об админе…

Как-то я обнаружил в нашей сети вируса и сказал об этом админу. Тот улыбнулся мне доброй широкой улыбкой и сообщил, что вирус этот у нас гуляет еще с прошлого четверга. Через пять минут он был уволен. Такие дела.

Давай еще раз, чтобы яснее было: то же самое яйцо, вид сбоку. Представь, что на тебя свалилось наследство. Не очень большое, но до конца дней можно не работать. Ну, и что ты с ним сделаешь? Первым делом ты бросишь работу.

Если бы на меня свалилось наследство, я бы вложил его в дело. Можешь считать, что это от патологической жадности — разубеждать тебя не буду.