Нея
Шрифт:
— Почему ты говоришь мне о смерти, отец?
— Так, без особой причины. Просто смерть приходит в свое время, и ты тоже должна подготовиться — для себя самой, и меня, и Директрисы, и Мориса…
— Но я не хочу, чтобы ты умирал…
— Не забывай, что каждая смерть — наследие, а следовательно, обогащение, новое рождение. Я люблю тебя, моя дорогая.
— Когда ты снова вернешься в Париж?
— Не знаю. По словам адвоката, мэтра Доме, это может занять один, два или даже три месяца.
— Что я буду делать все это время? Неужели ты думаешь, что я могу просто апатично ждать?
— Ты единственная, кто знает,
— Но когда мы снова увидимся, папа?
— Как только Морис будет на свободе… Я надеюсь, мы все снова будем вместе…
Все вместе. Это, очевидно, ключ ко всему. Все вместе, но как?
Сдержанность отца; финансовое пуританство Директрисы, отказывающейся от моей поддержки; гуманистические сомнения Мориса, который больше не хочет сводить любовь к простому эпизоду и, однако, делает это; моя собственная сумасшедшая амбиция всегда примирять, везде воссоединять и объединять людей — все эти моменты в итоге разрешаются в одном проекте. Директриса хочет найти работу и зарабатывать себе на жизнь — правильно, она сохранит свое звание, станет, в буквальном и переносном смысле слова, директрисой такого плана. Пока что я не чувствовала потребности сказать ей об этом, приступив, однако, к поискам самостоятельно.
Сначала я встретилась с довольно странным человеком — директором по туризму, кажется, — и рассказала ему о плане создания заведения по типу клуба отдыха. Но мне нужен остров, уединение… Он выслушивает меня, мягко указывая мне на мою молодость и важность наличия необходимого капитала. Когда речь заходит о моем возрасте, я просто подсмеиваюсь с юношеским озорством, отвечая, что возраст соответствует банковскому счету, что является ответом и на второй вопрос.
— Но вы представляете себе, что мы говорим, возможно, о миллионах долларов?
— Вот если бы вы сказали «сотен миллионов», сэр, вы, возможно, преуспели бы, вызвав у меня некоторое смущение…
Я оставляю его поразмышлять над этим ответом, потому что, в конце концов, мои дела ему безразличны, но достаточно интригуют его, чтобы он направил меня к своему старому другу господину Мишелю Массеру, ливанскому банкиру, который уже несколько лет, как обосновался на Мальте.
Мишель Массеру маронит [15] . Он выслушивает мои соображения по поводу проекта и неожиданно приступает к обсуждению неизбежного вопроса о деньгах:
15
Марониты — приверженцы маронийской христианской церкви, проживают главным образом в Ливане.
— Сколько вы имеете в своем распоряжении?
— Не означает ли это работу шиворот-навыворот? — спрашиваю я его. — Не хотите ли узнать суть моего проекта?
— Очень хорошо, я слушаю.
— Итак, я хочу разместить этот лагерь на острове Филфла…
— Но это пустынная скала! Нет смысла. Есть Гомо, Гадсо — множество восхитительных мест вдоль побережья. Почему Филфла?
— Потому что остров пустынен и необитаем, а кроме того, там пока нет якорной стоянки.
— Вы представляете себе, что расходы на перевозку и строительство возрастут в пять или десять раз?
— Наши предварительные планы будут строиться на довольно скромном
— Но я даже не уверен, есть ли там вода.
— Хорошо, мы должны будем это выяснить… Вы будете действовать от моего имени?
— Именно эта Филфла… Я не вижу…
— Конечно, вам нужен будет аванс, определенная сумма денег на проведение предварительных исследований. Сколько бы вы хотели получить?
— Давайте посмотрим: прокат лодок, эксперты по гидравлике, инженеры, конструкторы и дизайнеры, правовые вопросы, топографическая служба… Я не уверен, но, возможно, десять тысяч долларов.
— Завтра вы будете иметь оборотный капитал в двадцать тысяч долларов. Я хочу получить отчет по ситуации с водой к следующей неделе.
— К следующей неделе! Вы это серьезно, мадемуазель?
— Вы не подумали о том, что получили двадцать тысяч вместо запрашиваемых десяти?
Я встаю с кресла и направляюсь к двери. Ливанский предприниматель бросается вперед, чтобы открыть мне дверь. Однако сначала останавливает меня, чтобы спросить:
— Извините мою невоспитанность, но… сколько вам лет, мадемуазель?
— Почти девятнадцать, — сообщаю я ему.
— Хорошо, все великие создатели империи были молоды, — говорит он, улыбаясь.
— И умирали молодыми, — отвечаю я.
Уже на ступеньках мною овладевает мысль о смерти. Обычно она не имеет особого значения, ведь я всегда думаю о смерти, когда счастлива.
Глава 11
ГЕПТАНДРИЯ
Чаша, обозначающая сначала Всемогущего Бога… Ее основное назначение было бы трудно определить, если бы она не сохранила состоящих из семи частей трубок, символа семи планет, семи нот в музыке, семи цветов и всеобщей семеричной гармонии.
Мы должны были в поисках воды пробурить скважины на глубину более двух тысяч футов. Но, по словам инженера-гидравлика, мы достигли уровня вод водоотливного горизонта, простирающихся до главного острова. Он утверждал, что воды достаточно для снабжения целого города. Мой ливанец, которого я сейчас называю Мишелем, оказался даже более типичным ливанцем, более деловым, более располагающим, более хитрым и несговорчивым, чем большинство хитрых мальтийцев.
Я взяла за правило оплачивать его труды в несколько большем размере, чем он запрашивал, хотя и не доверяя ему полностью проведение даже незначительной сделки. Директриса его контролирует.
Мы основали компанию с условным мальтийским президентом для выполнения всех юридических требований и смогли купить пятьсот акров каменистой земли на юге Филфлы. Директриса нашла название нашей собственности: Неанда.
Первое за три месяца письмо от Мориса наконец-то извещает меня:
«По утверждению адвокатов твоего и моего отца, я могу получить свободу во время следующего заседания Специальной комиссии в марте. Ее решения вступают в силу через тридцать дней.
Возможно, мы увидимся снова в апреле. Твой отец сказал мне, что ты беспокоилась, будто я могу предпочесть тебе тюремное заключение. Если ты прочитала такое в моих письмах, то лишь потому, что я не знал, как выразить тебе свою любовь достаточно ясно!