Нейромант (сборник)
Шрифт:
Но Дейк все это предвидел. Он ждал галлюцинаций и знал, что может с ними справиться. Военная приемка никогда не пропустит наркотик, лишающий боеспособности. «Спад» и «фоккер» разворачивались для следующей атаки. Дейк читал в лице Крошки Монтгомери напряжение – эхо давних схваток в высоком небе над джунглями. Они одновременно повели самолеты, чувствуя динамические перегрузки корпуса, что передавались сенсорами прямо в затылочную часть мозга, адреналиновый инъектор, прикрепленный над локтем, холодную, быструю свободу воздушного потока вокруг плоскостей истребителей, запах горячего металла, пота и страха.
На него накатила волна злобы. И хотя каждый нерв был натянут, как усики из кристаллического углерода, которые не давали истребителю развалиться на части в суперменских виражах над Андами, он выдал небрежную улыбку и подмигнул, чуть дернув головой в сторону, будто говоря: «Глянь-ка сюда».
Крошка отвел глаза.
Он отвлекся всего на долю секунды, но этого хватило. На пределе теоретического допуска Дейк закрутил такой короткий и стремительный иммельман, какого еще не видали в здешней тусовке, и повис у Крошки на хвосте.
Посмотрим, как ты выпутаешься, простофиля.
Крошка рванул аэроплан вниз, прямо к зелени, но Дейк не отставал. Он не торопился открывать огонь. Крошка был в полной его власти.
Драпал без оглядки. Как и в настоящем бою, собственно. Пьяный от хайпа и адреналина – но драпал. Аэропланы шли на бреющем полете над войлоком, как над верхушками деревьев. Ломайся, подумал Дейк и наддал скорости. Краем глаза он заметил Бобби Клайна, странное выражение его лица. Умоляющее. И Крошка сломался. Его дергающееся лицо было искажено мукой.
В панике Крошка направил самолет в толпу. Бипланы петляли и вились среди болельщиков. Одни невольно отшатывались, а другие со смехом пытались их прихлопнуть. В глазах Крошки отражался безумный ужас, говорящий о преисподней страха и безысходности, о двух лезвиях, бесконечно распиливающих друг друга…
Страха – смерти в полете, безысходности – заключения в металл, сначала в кабине самолета, а потом в инвалидном кресле. По лицу Крошки Дейк читал: воздушный бой – единственное, что у него оставалось, и он пользовался этим выходом при каждой возможности. До тех пор, пока некий безымянный герильеро с древней ракетной установкой на плече не сбросил его с сине-зеленого боливийского неба прямо на Ричмонд-роуд, в «Джекман», к мальчишке-убийце, скалящемуся над вытертым сукном, – и этот оскал будет последним видением в его жизни.
Дейк привстал на цыпочки, сияя улыбкой в миллион долларов, – улыбкой, которая была верным признаком наркотика, сжегшего Крошку еще до того, как кто-то удосужился превратить его в горячее месиво из металла и изувеченной плоти. Все сошлось. Дейк увидел, что лишь полет и держал Крошку. Ежедневно касаниями пальцев тот боролся со смертью, восставал из металлического гроба… снова живым… Крошка избегал гибели только силой воли. Сломай эту волю – смерть выльется и затопит его. Калека уронит голову, наблюет себе на колени…
И Дейк додавил до упора…
Когда последний аэроплан Крошки исчез во вспышке света,
– Я выиграл, – прошептал Дейк. И громче: – Сукин сын! Я выиграл!
С другой стороны стола в своем кресле извивался Крошка: руки судорожно хватали воздух, голова свесилась на плечо. Из-за его спины сверлил Дейка горящими углями глаз Бобби Граф.
Рефери сорвал «Макс» и обернул его лентой кучу ламинированных банкнот. Без предупреждения бросил пачку в лицо Дейку. Тот легко и небрежно поймал ее на лету.
Мгновение казалось, что Клайн бросится на Дейка прямо через стол. Его остановило подергивание за рукав.
– Бобби Граф, – прерывисто от унижения прошептал Крошка, – увези меня… отсюда…
Зло задыхаясь, Клайн развернул друга и покатил из зала во тьму.
Дейк запрокинул голову и засмеялся. Ей-богу, он отлично себя чувствовал! Холодный «Макс» приятно оттягивал карман рубашки. Деньги он сунул в джинсы. Он готов был прыгать от счастья. Радость вырывалась из него, как прекрасный и сильный зверь, как олень, которого он видел однажды из окна автобуса, и казалось, что победа стоила всех недавних страданий и боли.
Но «Джекман» затих. Никто не аплодировал. Никто не окружал, чтобы поздравить его с победой. Дейк умолк и настороженно повел глазами: вокруг были одни враждебные лица. Никто из болельщиков не был на его стороне. Они излучали презрение, даже ненависть. Бесконечно долгий миг воздух дрожал от возможного насилия… затем кто-то отвернулся, откашлялся и сплюнул на пол. Толпа распалась. Переговариваясь, один за другим они растворились в темноте.
Дейк не шевелился. На ноге стала дергаться мышца – предвестник ломки. Онемела макушка, во рту появился мерзкий привкус. На секунду Дейк обеими руками вцепился в стол, чтобы не упасть навеки вниз, в живую тень, копошащуюся под ним, когда его насквозь пронзил мертвый взгляд оленя с фотографии под часами.
Немножко адреналина – это его вытащит. Ему нужен праздник. Напиться до бесчувствия и рассказывать друзьям о своей победе, противоречить самому себе, выдумывать подробности, смеяться и хвастать. Такая звездная ночь, как эта, требовала долгой беседы.
Но, стоя среди безмолвия и безбрежной пустоты «Джекмана», Дейк вдруг осознал, что не осталось никого, кому он мог бы все это рассказать.
Совсем никого.
Сожжение Хром [66]
66
Перевод А. Етоева, А. Черткова
Той ночью, когда мы сожгли Хром, стояла жара. Снаружи, на улицах и площадях, вьющиеся вокруг неоновых ламп мотыльки бились насмерть о горячие стекла. А на чердаке у Бобби царил полумрак, лишь светились экран монитора да зеленые и красные индикаторы на панели матричного симулятора. Каждый чип в симуляторе Бобби я знаю как облупленный: с виду это обыкновенный «Оно-Сэндай-7», а попросту – «Киберспейс-7», но я столько раз его переделывал, что найти хоть каплю фабричной работы во всей этой груде кремния крайне проблематично.