Нейропат
Шрифт:
— Прошу простить за спартанское негостеприимство, — сказал он, подвигаясь к u-образному дивану. — Я уволил весь персонал... Они показались мне какими-то... неузнаваемыми.
Томас присоединился к Сэм, усевшейся напротив хворого миллиардера. Ни сам миллиардер, ни его интерьер не оправдали ожиданий Томаса. Видимо, насмотрелся слишком много фильмов.
— Выпьете? — спросил Гайдж. — Боюсь, у меня остался только скотч.
Сэм отрицательно покачала головой. Томас попросил одну порцию со льдом.
—
Томас сделал глубокий вдох. Учитывая то, что рассказывала Сэм в машине, он решил привнести умиротворяющую нотку, которая помогла бы мистеру Гайджу чувствовать себя раскованно.
— Разные, — ответил он. — Однако полагаю, у вас тоже накопилось немало вопросов.
Гайдж горько усмехнулся. «И все же это терапия», — можно было прочесть в его взгляде.
— Каких же?
Томас пожал плечами.
— Ну, для начала... Разве вам не хочется узнать, почему он сделал это с вами?
— О, я знаю почему, — ответил Гайдж, поворачиваясь к бутылке.
— Правда?
— Ну конечно. Это было наказание.
Томас осторожно кивнул и спросил:
— За ваши грехи?..
— Да, за мои грехи.
— И в чем же вы грешны?
Гайдж тщательно поболтал стакан с виски, словно хотел растворить кубики льда.
— Вы что, священник? — спросил он, передавая Томасу выпивку.
Томас впервые заметил, как тщательно Гайдж избегает смотреть им в лицо.
— Нет, — ответил он.
— Тогда мои грехи не имеют к вам никакого отношения.
Гайдж резко повернулся, но не к Сэм, а по направлению к ней. Его манера поведения начинала напоминать Томасу слепого.
— Психологи, — сказал Гайдж с легким презрением, — хотят, чтобы все наши грехи были симптомами, не так ли?
— Извините, мистер Гайдж, — произнес Томас, ставя свой стакан. — Может быть, вы предпочли бы...
— Профессор Байбл считает, что Кэссиди ведет с ним что-то вроде спора, — осмелилась вставить слово Сэм. — Нам нужна ваша помощь, мистер Гайдж.
Наконец миллиардер взглянул ей прямо в лицо. В глазах его отразился странный ужас.
— Спор? Какой спор?
— О том, что ничто не имеет никакого значения, — ответила Сэм, бросив взгляд на Томаса. — В это, наверно, трудно поверить, но Нейл Кэссиди верит в то, что не существует такой вещи, как... как...
— Как люди, — закончил за нее Томас — Он считает, что многое из того, во что мы верим — ну, скажем, намерения, цели, смысл, добро и зло, — просто иллюзии, порождаемые нашим мозгом.
В глазах Гайджа блеснули слезы.
— Ну, тут он явно заблуждается, разве нет?
— Заблуждается в чем? — спросил Томас.
— В том, что ничто не имеет смысла.
— Я не совсем понимаю...
— Конечно, не понимаете, — прервал его Гайдж
Томас и Сэм нервно переглянулись. Во внешности сидевшего перед ними человека было что-то трогательное и одновременно внушающее благоговейный ужас. Томас подумал, что наконец понял сказанное Сэм о мужчинах, которые мочатся, отойдя на два шага от писсуара.
— Не говорил ли вам Нейл чего-нибудь о... о предпосылках?
— Нейл?
— Я имею в виду Кэссиди. Говорил?
Гайдж довольно долго простоял, ничего не отвечая.
— Хотелось бы ответить «да», — наконец произнес он. — Но я действительно не помню.
— Вы уверены? — спросила Сэм.
Гайдж помрачнел.
— Знаете, какое мое излюбленное место, агент Логан?
Томас положил руку на колено Сэм — то ли чтобы предупредить, то ли чтобы приободрить ее, он и сам не знал.
— Нет, — ответила Сэм. — Какое?
— Метро, — сказал Гайдж со страдальческой улыбкой. — Чертово метро, там я сильнее всего чувствую себя дома. То есть... в своей тарелке. Сначала это было просто ощущение комфортности, понимаете? Но дальше — больше. Намного больше. Теперь у меня такое чувство, будто я встречаю Рождество с покойными родственниками. Просто сидя в метро, раскачиваясь в такт с незнакомцами.
Он повернулся — налить себе еще.
— Трогательно, правда? — хмыкнул он, не оборачиваясь.
— Может быть, будет лучше, если мы позвоним вам? — рискнул Томас.
— Смотрите-ка, теперь он меня ублажает, — произнес Гайдж, обращаясь к сводчатому потолку.
Он повернулся, постоял в нерешительности, затем с вызовом посмотрел на Томаса и Сэм. И, тепло улыбнувшись, произнес:
— Пошли, на хер, вон.
Томас и Сэм молча воззрились на него.
— Что именно вас так смутило? — спросил Гайдж. — Пошли? На хер? Вон?
Томас и Сэм поспешно встали.
— Можно позвонить вам, мистер Гайдж? — спросила Сэм. — Мы действительно...
— Го-о-о-споди! — возопил крепыш. — Пошли! На хер! Вон!
С каждым словом он, топая, надвигался на них, неотвратимый, как приговор.
Томас споткнулся о загнутый край персидского ковра. Сэм поддержала его. Широко расставив руки, Гайдж сгонял их к двери, ведущей в прихожую.
Возле двери они задержались.
Томас поднял голову и увидел, что все трое отражаются в зеркале с тяжеловесной рамой в стиле рококо.
— Трое незнакомцев, — произнес Гайдж со спокойствием, тем более пугающим, если вспомнить свирепое поведение хозяина несколько мгновений назад. — Известно ли вам, доктор Байбл, что такое — жить нигде? Глядеть, вглядываться и всякий раз обнаруживать, что ты — нигде?