Нейропсихоz
Шрифт:
Она чуть подвигалась, усаживаясь удобнее, и я почувствовал, как её колени скользят по моим бёдрам.
Осторожно, не прерывая поцелуя, я провёл рукой вдоль её талии, почувствовав под пальцами напряжённые мышцы. Залез руками под её плотную юбку, которая и так уже задралась до самого пояса, и осторожно поддел пальцем трусики.
Приподнявшись, она помогла мне чуть отодвинуть их в сторону, хотя сделать это получилось не сразу, потому что они уже были липкие от пропитавшейся влаги.
Затем Яра провела руками по моей груди и опустилась до моих джинсов и расстегнула
Она расстегнула мои штаны, ловко достала мой член и направила в себя.
А затем прижалась ко мне всем телом.
Я тут же почувствовал всё её тепло. Почувствовал, как она пульсирует изнутри, изнывая от возбуждения.
Теперь мы не слышали ни звуков ветра, ни треск огня — только собственные сердцебиения.
И плевать, что всё происходит так. Плевать, что мы измотаны и выглядим совершенно не романтично. На жуткие заброшенные особняки вокруг и неудобную скамейку, которая так и норовила перевернуться. На всё плевать. Мы так давно желали друг друга, но только и делали, что скрывали это. И сейчас это желание одолело с головой.
Когда я отстранился, чтобы глотнуть воздуха, Яра откинула голову назад, полуоткрыв губы.
Я задержал взгляд на её лице — в полумраке она казалась мне прекраснее всего на свете.
— Я люблю тебя, — тяжело на выдохе произнесла она.
Эти слова… просто перевернули мне сознание.
— Я… тебя тоже, — прошептал я, не веря, что смог произнести это.
В каждом прикосновении, в каждом напряжённом движении читалась не просто физиологическая потребность, а что-то большее: укрыться от всех бед, сплестись так крепко, чтобы уже никогда не разомкнуться. Было в этом отчаянном порыве что-то святое и при этом безумно земное.
Я никогда не испытывал ничего подобного.
Мы полностью открылись друг другу.
* * *
Я медленно затянулся, смотря в ночное небо.
Оно было чёрным, как нефть, но без привычного купола городской иллюзии. Неоновая пыль города осталась где-то позади. Здесь, в этом забытом богом посёлке, где даже корпорации не утруждали себя расставлять рекламные дроны, можно было видеть настоящее небо.
Свободное.
Огонь в бочке чуть ослаб, и воздух остыл. Хотя нам до сих пор не было холодно. Мы были распаренные, словно после горячей сауны, и наслаждались приятной прохладой, которая постепенно отвоёвывала этот двор.
Яра дышала тихо, ровно, её голова лежала у меня на груди. Её пальцы неторопливо чертили невидимые узоры на моей коже, словно пытались оставить здесь что-то своё. Мы молчали.
Я провёл ладонью по её спине, чувствуя тепло её кожи, медленный ритм дыхания.
Не знаю, сколько времени мы просто лежали так.
Я думал о том, как мы оказались здесь. О том, что мы только что сделали. О том, что это было не просто желание заглушить боль. Это было другое. Что-то настоящее.
Это был не просто секс. Я впервые испытал то, чего не мог испытать ни с одной женщиной за свою жизнь. Даже наша враждебная, разрывающая страсть с Дилей казалась
Но ничто не длится вечно.
Я почувствовал, как Яра напряглась. Пальцы замерли.
— Макс… — её голос был тихим, почти неуверенным.
Я закрыл глаза. Уже по её тону я понял, что сейчас случится. Что-то хрупкое вот-вот рухнет.
— Что?
Она провела ладонью по моему плечу. Легко, но уже без прежней нежности. В её прикосновении было напряжение. Задержка. Внутренняя борьба.
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
Я открыл глаза и медленно приподнялся, опершись на локти.
— Что?
Она села, подогнув под себя ноги, как будто собиралась защищаться. Волосы спадали на лицо, пламя освещало только половину её взгляда. В другой половине была тень.
— То дело в «ТатТехе»… я знала, что это подстава. С самого начала.
Словно что-то оборвалось внутри меня. Воздух стал тяжёлым, будто его можно было разрезать ножом.
Я убрал руку с её бедра, сел, спустил ноги на землю и уставился в огонь. Всё скрутилось в узел.
— Повтори, — проговорил я, не оборачиваясь.
— Когда Вик сказал, что простит мне долг, если я уговорю тебя… я сразу почувствовала, что что-то не так. Я спросила, с чего вдруг такая щедрость. Он уклонялся. Врал. Я спорила, давила, пыталась выяснить, и в какой-то момент он сорвался.
Она сделала паузу, сжав пальцы в кулаки.
— Он сказал, что ты — всего лишь кусок в цепи. Что вся эта история — крючок, чтобы подписать тебя под настоящие дела. Он показал, что всё давно расписано: с «Нимбусом», флешкой, полицией. И сказал, что раз я вынудила его выложить карты, у меня остался только один выбор. Или я делаю, что он говорит… или он меня грохнет.
Я повернул голову. Смотрел на неё молча. В её глазах была боль. Настоящая. Но тепла… тепла уже не было.
— Чёрт… Яра… — я провёл ладонью по лицу.
Она дёрнула уголок губ. Не усмешка. Не попытка сгладить. Просто... осознание, насколько это тяжело.
— Макс, я была в ловушке. Я… я пыталась придумать другой план.
— Да. Помню. Убить Вика. Великолепный план, — хмыкнул я, слишком резко. — Просто охуенный, если я правильно помню.
На её глазах выступили слёзы. Она опустила взгляд.
— Я верила в тебя. Верила, что ты выберешься, как бы ни было. Я не хотела всё разрушить. Я просто…
— Ты просто промолчала. — Я не повысил голос. Но каждое слово было тяжёлым, как свинец. — Если бы ты сказала мне сразу, я бы всё просчитал. Я бы нашёл способ вывернуться, не попасть в эти капканы. Но ты… просто кинула меня туда, зная, что будет. Надеялась, что пронесёт. Что всё как-нибудь… само.
Она закрыла лицо рукой.
— Макс…
— Чёрт возьми, Яра! — я резко встал, шагнул в сторону, сжав кулаки. — Я только что… я открылся тебе. Мы только что были… ближе, чем когда-либо. А теперь я узнаю, что ты затащила меня в ту самую яму, откуда, возможно, не выбраться. По заказу Вика. Затащила меня, хотя мы могли избежать всего с самого начала.