Незабываемый вальс
Шрифт:
— Я помню это, — сказала Батиста. — Но почему? Что такого она сделала?
— Она была связана с Людовиком XIV.
— А… понятно. Тогда и вправду безопаснее оставаться вашей племянницей, — легко согласилась Батиста.
— Да, уж сделайте милость! Вы всех в этом должны убедить, — попросил граф, — и, как я уже говорил, ни одна моя племянница не станет заводить разговор о куртизанках и тем более завидовать их положению. Впредь старайтесь придерживаться общепринятых тем.
— Я буду стараться не говорить ни о чем таком с посторонними, — пообещала Батиста. — Но с
— Другими словами, о лошадях, — подсказал граф и чуть было не добавил: «Темы любви во всех ее проявлениях мы вообще не будем касаться».
И за ужином, который им подали в гостиную, они преимущественно говорили о лошадях.
Батиста немного расстроилась, что они не ужинали внизу в ресторане.
— Я никогда не была в ресторане, — с сожалением сказала она. — Может быть, мы все-таки спустимся вниз? Мне бы так хотелось показаться на людях в новом платье.
— Вы еще успеете это сделать, — успокоил ее граф. — Как бы то ни было, я уже приказал подать ужин в гостиную. Но, если вы пожелаете ужинать в ресторане без меня, я не стану вам препятствовать.
Он нахмурил густые брови, голос его звучал довольно холодно, но Батиста рассмеялась.
— Не будьте таким смешным, милорд! — сказала она. — Там все равно не найдется такого высокого красивого дворянина, как вы, а меня не устроит общество каких-то французиков.
— Слышали бы вас сейчас эти «французики», — усмехнулся граф. — Но позволю себе заметить, что родственники, как правило, так откровенно не восхищаются друг другом и вполне обходятся без комплиментов.
— Вы требуете невозможного, — заявила Батиста, — мне очень хочется рассказать вам все, что я думаю и чувствую, и простите великодушно, если я сказала что-то не то. Учтите, я никогда раньше не ужинала вдвоем с незнакомым мужчиной.
Она улыбнулась.
— Вот сейчас я думаю о том, что вы самый замечательный мужчина в мире. Вы взяли меня в Париж и спасли от папы.
Граф не знал, какие доводы он должен привести, чтобы убедить Батисту, что ей не подобает говорить подобные вещи. Он заговорил об искусстве, и Батиста удивила его своими познаниями в этой области. Потом он снова принялся рассказывать ей о Париже, и девушка слушала его с огромным интересом. Незаметно для себя граф описал разных политических деятелей, людей, с которыми намеревался встретиться, словом, все то, что сейчас было у него на уме.
Ужин прошел оживленно, и, когда слуги покинули комнату, она сказала:
— Я могу ошибаться, только мне кажется, что вы едете в Париж не ради одних лишь развлечений.
Граф был поражен ее проницательностью.
Он вдруг осознал, что рассказал Батисте то, что никогда не стал бы рассказывать ни Марлин, ни любой другой женщине своего круга. Он говорил с ней, как говорил бы с приятелем, особенно когда описывал политиков, которых надеялся увидеть во французской столице.
— Что заставило вас так думать? — поинтересовался граф.
— Вам, такому умному и привлекательному мужчине, — ответила Батиста, — не надо ехать в Париж, чтобы отдохнуть и развлечься. К тому же на следующей неделе
5
Эпсом — город в графстве Суррей, где находится ипподром «Эпсом-Даунс».
Граф удивился, насколько точна была эта догадка, но ему не хотелось признавать ее правоту:
— Я вернусь до начала «Королевского Аскота». — Он действительно надеялся быть в Англии к началу скачек.
— Как бы мне хотелось посмотреть, как вы выиграете «Золотую Чашу», — печально вздохнула Батиста.
— В этом году мне может не повезти. Хотя я и думаю выставить на скачки сразу двух своих лучших лошадей.
— Но вы ведь постараетесь выиграть!
— Каждый участник состязаний стремится победить. Но на таких скачках, где представлены только первоклассные лошади, всегда присутствует элемент удачи. Иногда все зависит от жребия, от состояния беговой дорожки. Иногда лошадь подходит к состязаниям не в самой лучшей форме, а бывает, что жокей оказывается не так сметлив, как ты предполагал.
— Все в жизни немного зависит от случая, — согласилась Батиста. — Я помню, мама как-то сказала: «Повезло тому, кто родился красивым, умным и богатым, но для счастья нужна любовь, а тут уже ничего не предугадаешь».
— Полагаю, что ваша мать, говоря это, подразумевала свой брак, — съязвил граф.
— Наверное, так и было, — подтвердила Батиста. — Маму выдали замуж в семнадцать лет. Ее родители, сами не будучи людьми состоятельными, посчитали за счастье, когда их дочери подвернулась такая выгодная партия. Но с годами папа очень изменился. Он винил маму в том, что ее красота искушает его, заставляет грешить. Что было дальше, вы уже знаете. Счастье изменило маме.
— Видимо, так оно и было, — согласился граф. — Судя по тому, что вы рассказали о своем отце.
— А мне счастье улыбнулось. Мне посчастливилось встретить вас, милорд.
Девушка вздохнула.
— Мы уже скоро приедем в Париж, и я разыщу маму. Я знаю, что, может быть, никогда больше не увижу вас. Но я всегда буду помнить сегодняшний вечер, этот ужин и все, что вы мне рассказали.
Граф уловил нескрываемую горечь в ее словах. Он улыбнулся, их взгляды встретились, и Ирвин Хоксхед долго не мог оторвать от нее глаз.
Он привык к выражению восхищения на лицах женщин, но Батиста смотрела на него совсем иначе. Он не мог объяснить, в чем заключалось это отличие, но от ее взгляда графу опять стало не по себе.
Граф поспешно встал из-за стола.
— Завтра нам придется рано выезжать, Батиста, — сказал он. — Вам надо отдохнуть.
Девушка немного помолчала, потом тихо сказала:
— Да, конечно… как скажете, милорд.
— Я попросил Барнарда достать вам амазонку для завтрашней поездки. Он уже долгое время служит у меня и редко не справляется с моими поручениями.