Незадачливый убийца
Шрифт:
Я пытался лечить заикание знаменитым способом Демосфена, камешками во рту, но пришел к выводу, что античный трибун просто-напросто сочинит легенду в целях саморекламы, ибо мой результат равен нулю. Как бы там ни было, когда у меня есть что сказать, я предпочитаю изложить это на бумаге. С рукой более твердой, чем язык, я нахожу при таком способе общения с самим собой собеседника по своему вкусу: деликатного, умеющего хранить тайну, с чувствительной душой. Впрочем, я знаю, что заикаюсь меньше, когда не волнуюсь. И еще: другие могут способствовать моей нормальной речи, Добье, например; с ним я изъясняюсь почти без затруднений, его спокойствие передается мне. Дружески ко всем настроенный, сдержанный, всегда готовый помочь, он пришел в бюро после меня, но быстро
У него нет и тени угодливости, что заставляет еще более ценить его усердие. Я догадываюсь, что сейчас работой до глубокой ночи он старается притупить душевную боль от гибели невесты. О ней он говорит редко. Добье будто стыдится своих чувств и, я думаю, с одной только Лавалад он кое-чем делился. Она меня немного раздражает, эта Лавалад. С высоты своих сорока лет она созерцает нас с некоторой снисходительностью, по поводу которой спрашиваешь себя, не слишком ли она мнит о себе. Этим утром Лавалад меня немало удивила. Тогда как большей частью она обращается ко мне по делам службы, сегодня вдруг дружески осведомилась, что я поделываю вечерами обычно и как, в частности, провел вечер в пятницу. Естественно, я начал заикаться. К чему бы эти расспросы? (Я отправился тогда прямо домой и долго занимался.)
И вообще в бюро царила необычная атмосфера: озабоченный мэтр Манигу, приторно любезная Лавалад — это на них непохоже. Ко всему, наше оконное стекло было разбито. Осколки отсутствовали. Все это приписали уборщице, приходящей убирать совсем рано.
Да, Добье сделал более чем удивительное открытие: в деревянной дверце гардероба он обнаружил круглую дыру, какую могла бы проделать пуля. Патрис обратил наше внимание на царапины вокруг отверстия, как если бы пулю пытались вытащить.
Лавалад посмеялась над его расстроенным воображением. Она позвала мэтра Манигу, позабавиться вместе. Но я бы не сказал, что у них был вид людей, уверенных в своем скептицизме…
Решительно, все это очень странно, и сегодня вечером у меня подавленное настроение. Скажу больше: предчувствие, что должно произойти нечто скверное. Впрочем, я не принимаю всерьез эту метафизическую тревогу: привычка к длительному молчанию породила во мне в конце концов болезненную чувствительность.
20 марта, среда.
Заметка из уголовной хроники в газете.
ТАИНСТВЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ В ПАРИЖЕ
Вчера в седьмом округе был убит человек при следующих обстоятельствах. Около восьми часов мэтр Манигу, тридцати семи лет, адвокат парижской адвокатуры, работал с бумагами в своем бюро. Вместе с ним оставался адвокат-стажер Патрис Добье, двадцати пяти лет. В какой-то момент последний вышел из бюро в направлении кафе, расположенного рядом. По-видимому, убийца дожидался его ухода, чтобы войти в кабинет.
Мэтр Манигу, остававшийся некоторое время один, внезапно увидел в дверях мужчину с пистолетом в руке. На голове неизвестного был нейлоновый чулок. Вошедший холодно объявил адвокату, что пришел с намерением убить его. Похоже, это было сведением старых счетов, потому что нападавший домогался от адвоката какого-то признания. Вернувшийся Патрис Добье попытался разоружить неизвестного и в завязавшейся короткой борьбе был смертельно ранен. Потеряв присутствие духа, нападавший разрядил пистолет в сторону мэтра Манигу, успевшего укрыться за широким столом. Адвокат чудом избежал гибели. Опасаясь, что выстрелы привлекли внимание, убийца скрылся.
Прибывшие полицейские констатировали смерть Патриса Добье. Лицо мэтра Манигу слегка было оцарапано осколками разбитого пулями стекла, лежавшего на столе.
Теряются в догадках относительно
18 марта, среда.
Из показаний мэтра Манигу инспектору уголовной бригады Пюпенье.
Вопрос — В котором часу Патрис Добье вышел из бюро?
Ответ — Около восьми вечера. Должен сказать, что я не заметил точного времени.
Вопрос — Человек зашел в бюро почти тотчас после его ухода?
Ответ — Минуты через две, может быть, меньше.
Вопрос — По вашему мнению, мужчина ждал, когда вы останетесь один?
Ответ — Конечно.
Вопрос — Как он сумел войти?
Ответ — Добье просто прикрыл за собой дверь, намереваясь вскоре вернуться.
Вопрос — Когда человек вошел, вы его увидели сразу? Где вы в это время сидели?
Ответ — Я работал не в своем кабинете, а в комнате моих сотрудников, здесь же находятся и папки с делами. Сидел я на месте одного из моих помощников, Дюрана, в углу, в стороне от окна. Сам Дюран ушел в шесть.
Вопрос — Это обычное время его ухода?
Ответ — Да. Секретарши уже тоже не было.
Вопрос — Добье регулярно остается вам помогать?
Ответ — Увы, оставался… Только когда была работа — это случалось время от времени. Но если он хотел, мог уйти и раньше.
Вопрос — Увидев выходящего Добье, мог ли убийца подумать, что он уходит совсем?
Ответ — Я в этом убежден, тем более что на улице было прохладно, и Добье взял плащ.
Вопрос — Поговорим о нападавшем. Вы его хорошо рассмотрели?
Ответ — О нет. Когда он вошел, я писал. Он сразу же погасил верхний свет. Лишь маленькая настольная лампа освещала комнату, так что человек все время оставался в полутьме.
Вопрос — Это дает основание думать, что он опасался быть узнанным?
Ответ — Возможно.
Вопрос — Расскажите, что вам удалось рассмотреть?
Ответ — Я видел темный силуэт в дверном проеме, в руке чуть подрагивал пистолет. Роста он мне показался среднего и того же телосложения. Я полагаю, что мужчина выбрал одежду, которая ничем не выделяла бы его из толпы. Плащ самого обычного фасона, шляпа, какую носят все, серая, так как будто. Ну, и нейлоновый чулок на голове.
Вопрос — Вы уверены, что чулок?
Ответ — Это довольно характерная маска. Бываю ведь я иногда в кино…
Вопрос — Вы не старались припомнить, знаете ли вы его?
Ответ — Не вдаваясь в разбор моего душевного состояния, могу лишь сказать, что доминирующим чувством в тот момент было отнюдь не любопытство.
Вопрос — Он сказал что-нибудь?
Ответ — Да, и не два слова. Не просите только, чтобы я все точно повторил… Короче говоря, он объявил, что пришел час отвечать мне за мое преступление. Я спросил его, что он имеет в виду. Он ответил, что не убьет меня, не сказав этого, но он настаивал, чтобы я сам вспомнил. Видимо, он считал это важным.
Вопрос — Вы не знаете, что он хотел вам сказать?
Ответ — Конечно, нет.
Вопрос — Пока он говорил, вы не могли узнать его по голосу?
Ответ — Нет. Голос был хриплым, каким-то придушенным, может быть, нарочно измененным. Впрочем, быть может, прерывающимся от волнения, потому что мне показалось, его нервы натянуты как струна. Наконец он сказал: «Очень хорошо, в таком случае, мэтр, я освежу сейчас кое-что в вашей памяти. Это было пять лет назад в Ницце…» Тут послышался звук открываемой двери…