Незаконнорожденный. Книга 2. В мире птицы мохо
Шрифт:
– Интересно, а там что у них? – спросил Орагур, показывая направо.
С правой стороны от храма склоны ближайшей к нему горы, чьи контуры угадывались в неярком лунном свете, также были покрыты множеством огней.
Сзади послышалась певучая речь – Олиона, Гардис и пастух также вышли из хижины наружу.
– Город называется Ацатекуан, что переводится как расположенный на морском заливе. А огни не гаснут ни днем, ни ночью, – переводила девушка, – из этой горы непрерывно сочится ее кровь, черная и густая. Много лет назад, еще до его рождения, ее подожгли, и она вытекает и горит до сих пор. Только служители храма имеют право собирать ее. Ее заливают в большие каменные чаши, опускают фитиль, поджигают его и таким образом освещают порт и дороги в районе, где живут самые богатые пособники миркутян, а также к храму и сам храм.
– Спроси его, – тут же встрепенулся скандинав, – может ли он познакомить нас с такими перевозчиками?
– Он знает такого человека. Днем в городе в корчме, недалеко от пристани, с ним можно будет переговорить.
– Значит, завтра так и сделаем, – заключил скандинав, – давайте теперь спать. Хоть мы и у друзей, однако мало ли что. Поэтому дежурство в обычном режиме.
В хижине на полу пастух набросал шерстяные одеяла. Гардису же были предложены несколько уложенных друг на друга ковров, которые он тут же переуступил Олионе, на которых она с наслаждением и растянулась.
Рано утром, едва красное солнце выкатилось из-за гор, все были уже на ногах. После плотного завтрака Гардис, Олиона и пастух начали собираться в город. Пастух подозвал стадо альп, выбрал из него трех крупных животных. Из погреба, расположенного позади хижины, он достал несколько кругов сыра, завернул в материю и перебросил их через спину альп. Каждое из животных обвязал шерстяной веревкой за шею.
Орагур достал из мешка несколько золотых слитков и протянул их пастуху.
– Что это? – удивился тот.
– Деньги, которые ходят у нас.
Пастух с удивлением повертел в руках золотистые пластинки, затем вернул их назад.
– Я знаю этот металл, – сказал он, – у нас из него мастерят некоторые украшения, посуду и ничего более. Здесь он ничего не стоит. Он очень мягкий, из него ничего путного сделать нельзя. Мы будем как пастухи, – продолжил он, – пойдем в город продавать сыр. Каждая голова стоит четыре связки раковин пури, альпа стоит шестьдесят связок раковин, или полтора десятка голов сыра.
– А что такое раковина пури? – спросил Пирт.
Пастух открыл висящий на стене шкафчик и достал из него связку перламутровых раковин какого-то морского моллюска, проколотых сбоку и связанных веревкой.
– Этот моллюск водится только в одном месте далеко в море, – сказал он, – добывать его очень трудно. Вся добыча раньше принадлежала нашему правителю, теперь же на нее наложили лапу жрецы. Они диктуют в городе все – начиная от цен, заканчивая одеждой. Вот вам и одежда для города.
Пастух снял со стены три длинных коричневых плаща с капюшонами.
– Носить оружие строжайше запрещено, – продолжал пастух, пока Гардис и Олиона облачались в плащи, – если у кого-то находят хотя бы маленький ножик, его непременно приносят в жертву в ближайшее новолуние.
– Пусть сначала найдут, а потом попробуют взять, – зло прошипел Гардис, затыкая за пояс кинжал. Олиона свое оружие оставила в хижине.
Вскоре три пастуха, надвинув, как того требовали жрецы, капюшоны на лица, взяв каждый в руку веревку с привязанной альпой, несущей на боках по три-четыре головки сыра каждая, отправились в город.
А во второй половине этого дня что-то неладное стало твориться в городе – видно было, как от города к храму бежали маленькие человечки, затем от храма к городу побежали организованные группы. Похоже, что это были солдаты. Затем кое-где в городе начались пожары и часть его заволокло дымом. Люди в хижине терялись в догадках. А вскоре какой-то запыхавшийся подросток лет десяти вбежал в хижину и подал скандинаву кусок белой материи, на которой по-шумерски углем было написано следующее:
– Олиону захватили и увели в храм. Я с помощью друзей отвлеку
И ниже стояла подпись: Гардис.
– Ацатеталь, очевидно, ты? – тыча пальцем в грудь подростка, спросил Над.
– Ацатеталь, Ацатеталь, – кивая головой и ударяя себя в грудь кулаком, быстро затараторил мальчик, и, схватив Нада за руку и что-то горячо говоря, потащил его к выходу.
– Говорил же я ему – не вмешивайся, – торопливо собираясь, говорил скандинав, – а он все-таки поднял город на дыбы.
– А, может, у него выхода не было? – предположил Орагур, – во всяком случае, нам надо успеть до темноты.
И горстка людей, завернувшись в балахоны, которых у пастуха было с избытком, спрятав под ними оружие, завернув в материю луки, чтобы не бросались в глаза раньше времени, быстрым шагом направилась вслед за мальчишкой в сторону пирамидальной башни, господствующей над окрестностями, бросив стадо у хижины на произвол судьбы.
8.
Оба солнца еще не намного поднялись над горами, когда три пастуха, закутавшись, как того требовали правила, в коричневые балахоны и низко надвинув капюшоны, ведя в поводу альп, подошли к городским воротам. Высокие защитные стены, сложенные из массивных грубо отделанных камней, через равные промежутки прерывались высокими башнями с зубцами по верху. В верхней части стен были устроены широкие бойницы, чтобы обстреливать противника сверху и сбрасывать на его голову камни. Гардис сразу же отметил разницу в ширине бойниц здесь и в Шумерии. И быстро понял, в чем причина различий. Дома, в Лагаше, бойницы узкие, потому что это обеспечивает лучшую защиту лучникам, а чтобы выпустить стрелу, узкой щели вполне достаточно. Здесь же, несмотря на умело возведенные грандиозные постройки, совершенно не знали, что такое лук со стрелами, обходясь каменными топорами и короткими метательными копьями с каменными наконечниками, которые достаточно далеко бросали с помощью вырезанного из дерева приспособления, напоминающего разрезанную вдоль половину небольшой трубы. А чтобы метнуть копье, места надо значительно больше, да и вверху, на стене, защитники ее в большей безопасности при отсутствии далеко летящих стрел. Снаружи, у внешних ворот, некоторые воины как раз занимались отработкой метания таких копий и топоров. Копья летели удивительно точно и дальше, чем мог бы рукой запустить копье сам Гардис, хотя, конечно, это не шло ни в какое сравнение с длиной полета стрелы. Удивление вызывало и другое вооружение воинов – короткий меч из зеленоватого камня и сплетенный из прутьев обтянутый сверху кожей продолговатый щит. Похоже было, что оружие из металла вообще незнакомо местным жителям. Одежду же воинов составляли кожаные штаны, на ногах мягкие кожаные сапоги без каблуков. Рубашка отсутствовала напрочь. Зато тело покрыто было разноцветными рисунками и голова украшена несколькими перьями. Скрип, визг и и скрежет, далеко разносящиеся по окрестностям, заглушали все звуки. Перед глазами изумленного Гардиса по вымощенной обтесанными камнями дороге в город вливались многочисленные повозки, влекомые альпами, и люди, несущие груз. То, что здесь называлось повозками, представляло собой две длинные палки, один конец которых привязан по разным бокам альпы, а другой просто волочился сзади по камням. Внизу между палками вставлена пара распорок, и промежуток между ними обвязан сеткой. На ней сложены всякие грузы – начиная с того же сыра, мяса, и заканчивая горшками, тарелками и прочим. И вся эта издающая неописуемые звуки рать, сделав небольшую остановку перед воротами, где суетились сборщики дани, уходила затем в глубину ворот, в город. Здесь не было ничего круглого и катящегося. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – по горам вверх-вниз куда легче тащить такую волокушу, чем пытаться толкать телегу на колесах вверх или пробовать затормозить ее при движении вниз.
Юркий человечек в сопровождении пары воинов подскочил к пастуху. Несколько раковин легло на его протянутую ладонь, и он, стазу же потеряв интерес к трем закутанным в балахоны пастухам, переместился к другим волокушам.
Рва перед стеной не было, да и выбить его в скальном грунте было бы проблематично. Стены города в высоту поднимались на полдесятка человеческих ростов. Но при этом были неширокие – по верху едва могли разминуться два человека, а по низу занимали всего с десяток шагов.