Неземная
Шрифт:
– Что ж, это радует.
– Это длинная история, - говорит он. – а нам надо побыстрее подниматься.
– Окей. Прости… Я не хотела…
– Все нормально, Морковка. Я расскажу тебе об этом когда-нибудь, но не сейчас.
Потом он начинает насвистывать, и мы перестаем говорить, что, кажется, устраивает нас обоих, что бы там ни было с медведями.
После еще нескольких минут тяжелого подъема мы достигаем пика небольшой вершины. Небо купается в смешении серого и бледно-желтого, с вкраплением ярко-розовых облаков, расположившихся
Такер проверяет свои часы. – Шестьдесят секунд. Мы как раз вовремя.
Я не могу отвести взгляд от гор. Я никогда не видела чего-либо столь прекрасного. Я чувствую, что связана с ними так, как никогда не была связана ни с чем раньше. Словно я могу ощутить их присутствие. Простой взгляд на зазубренные пики заставляет умиротворение нахлынуть на меня, подобно волнам озера, лежащего под нами. У Анжелы есть теория о том, что потомков ангелов привлекают горы, потому что граница между небом и землей здесь тоньше, также как и воздух более тонкий. Я не знаю точно, так ли это на самом деле, знаю только, что один взгляд на них наполняет меня тоской по полету, желанием увидеть землю сверху.
– Вон там, - Такер поворачивается в противоположном направлении, где вдалеке над долиной восходит солнце. Мы абсолютно одни. Солнце встает только для нас. Когда оно достигает пиков гор, Такер аккуратно берет меня за плечи и разворачивает в сторону Титона, где сейчас озеро расцветает миллионом золотых искорок.
– Ох, - выдыхаю я.
– Заставляет поверить в Бога, правда?
Я бросаю на него взгляд, удивленная. Я никогда раньше не слышала, чтобы он говорил о Боге, хотя и знала от Венди, что семья Эвери посещает церковь почти каждое воскресение. Я никогда не считала его религиозным человеком.
– Да, - соглашаюсь я.
– Их название значит «грудь», ты знаешь, - уголок его рта приподнимается в игривом улыбке. – Гранд-Титон значит «большая грудь».
– Мило, Такер, - усмехаюсь я. – Я в курсе. Третий семестр изучения французского, помнишь? Подозреваю, что французские первооткрыватели не видели женщину очень долгое время.
– Я думаю, что они просто хотели хорошенько посмеяться.
Долгое время мы стоим плечом к плечу и наблюдаем, как свет падает на горы и танцует на них в полной тишине. Поднимается легкий ветерок и бросает мои волосы в сторону, где они оказываются на плече у Такера. Он смотрит на меня и сглатывает. Кажется, что он готов сказать что-то важное. Мое сердце подскакивает к самому горлу.
– Я думаю, что ты… - начинает он.
Мы оба слышим шум в кустах позади нас в один и тот же момент. Мы поворачиваемся.
На тропу выбирается медведь. Я мгновенно понимаю, что это гризли. Его огромные плечи сверкают в лучах восходящего солнца, когда он останавливается и смотрит на нас. Позади него из-за кустов выбираются два детеныша.
Это плохо.
–
– Не беги, - снова говорит Такер, на этот раз громче. Я слышу, как он нащупывает что-то в рюкзаке. Может что-то, чем сможет ударить медведя. Медведь смотрит прямо на него. Его плечи напрягаются, когда он собирается сделать рывок.
– Нет, - шепчу я на ангельском, протягивая руку так, словно могу удержать его одной лишь силой своего желания. – Нет.
Медведица останавливается. Ее взгляд возвращается к моему лицу, ее глаза светло-коричневые, абсолютно лишенные всяких чувств и сознания. Настоящее животное, которое сосредоточенно смотрит на мою руку, а затем поднимается на задние ноги, рыча.
– Мы не причиним тебе вреда, - произношу я на ангельском, стараясь говорить тихо. Я не знаю, как это будет звучать для Такера. Я не знаю, поймет ли меня медведь. У меня нет времени на размышления, но я могу попытаться.
Медведица издает звук, похожий на полулай-полурык. Я смотрю в ее глаза.
– Уходи отсюда, - говорю я твердо. Я чувствую странную силу, проходящую сквозь меня, оставляющую меня с легкой пустотой в голове. Когда я смотрю на свою протянутую руку, то вижу слабое сияние исходящее из-под моей кожи.
Животное встает на четыре лапы. Она снова наклоняет голову и рычит на своих детенышей.
– Иди, - шепчу я.
И она уходит. Разворачивается и снова исчезает в кустах, а детеныши следуют за ней. Она исчезает также быстро, как и появилась.
Мои колени подгибаются. Такер подхватывает меня. Около минуты он прижимает меня к себе, одна рука на моей спине, поддерживая меня, другая на моей шее. Он прижимает мою голову к своей груди. Его сердце отчаянно бьется, дыхание вырывается паническими выдохами.
– О Господи, - выдыхает он.
В одной из его ладоней есть что-то. Я отодвигаюсь, чтобы рассмотреть это. Это длинный серебристый баллон, похожий на огнетушитель, только меньше и легче.
– Медвежий репеллент, - говорит Такер. Его лицо бледно, глаза расширены от тревоги.
– Оу. Так ты мог со всем этим справиться.
– Я старался рассчитать направление, в котором его нужно распылить, - говорит он с мрачным смехом. – Не знаю, успел бы сделать это вовремя.
– Все наша вина, - я соскользнула вниз, сев на землю рядом с его ногами. – Мы перестали разговаривать.
– Точно.
Я не знаю, что он слышал, что подумал.
– Я хочу пить, - говорю я, стараясь отвоевать для себя немного времени, чтобы придумать отговорку.
Такер засовывает баллон в свой рюкзак и достает бутылку воды, открывает ее и наклоняется ко мне. Он подносит бутылку к моим губам, выражение его лица все еще напряженное от пережитого ужаса, его движение настолько отрывисты, что вода выплескивается мне на подбородок.
– Ты предупреждал меня о медведях, - запинаюсь я, отпив несколько глотков воды. – Нам повезло.