Нежданно-негаданно
Шрифт:
— Я не сказала, что ты в милости, — сурово заявила Ферн. — Ты всего лишь прощен.
— Да, конечно, тут есть разница. Я поработаю над этим, когда вернусь. Пока.
Он чмокнул ее в щеку и умчался, а она смеялась и гадала, как добиться, чтобы последнее слово осталось за ней.
Ферн провела приятный день с Хоуп и остальными женщинами, разговаривая об Англии и возясь с детьми. Поведение Данте в тот вечер было сдержанным и безупречным. Ферн пыталась убедить себя, что ее это полностью устраивает.
Фотоаппарат
— Я придумала, как отблагодарить вас за доброту, — сказала она Хоуп. — Я сделаю снимки, дюжины снимков — всех по отдельности, парами, с детьми, без детей. А потом вы соберетесь в саду, и я сделаю большой коллективный снимок.
— И у меня навсегда останется память, — воскликнула обрадованная Хоуп. — О да, пожалуйста.
Ферн приступила к выполнению замысла немедленно, фотографируя каждого, вплоть до самых маленьких детишек.
К этим снимкам она добавила фотографии, сделанные тайком, когда люди не подозревали, что их снимают, и, таким образом, вели себя более естественно. Конечным результатом стало групповое фото, которое заставило Хоуп прослезиться от радости и устроить праздничный обед в честь Ферн.
— Ты сделала очень доброе дело, — заметил Данте, когда они вместе попивали вино. — Семья для Хоуп — все.
Его похвала слегка смутила ее.
— Честно говоря, я сделала это для себя, правда. Фотография — это своего рода мания, и когда я не могу фотографировать, то чувствую себя неспокойно.
— Зачем ты себя принижаешь? От кого прячешься?
— С каких это пор ты стал психоаналитиком? — весело поинтересовалась Ферн. — Я ни от кого не прячусь.
— Ну, специалист сказал бы, что ты прячешься за камерой, помещая всех в фокус, а сама всегда остаешься за кадром. Кстати, если тебе нужны хорошие снимки, я отвезу тебя в Неаполь и покажу старый город, где сохранились старинные здания. Ты найдешь там все, что твоей душе угодно.
Ферн с удовольствием согласилась, и на следующий день они отправились в исторический центр Неаполя. Как и предполагал Данте, она пришла в восторг и непрерывно щелкала фотоаппаратом, околдованная узкими извилистыми улочками с бельевыми веревками от дома до дома и крохотными лавчонками, которые торговали рыбой и фруктами.
Наконец она без сил повалилась на стул в кафе и подкрепилась кофе и пирожными.
— Я так рада, что ты привез меня сюда, — блаженно вздохнула Ферн. — Это было бесподобно. Старый город невероятно живописен.
Данте кивнул:
— В Неаполе есть современные районы, полные бездушных однотипных зданий. Но и нем сохранились и вот такие уголки, где люди могут по-прежнему быть людьми, а не винтиками некоего механизма. Соседи не просто
Он осекся, так как где-то неподалеку раздался громкий крик. Внезапно начался хаос. Люди бежали, махали руками и указывали на что-то.
— Incendio! — кричали они. — Incendio!
— Где-то пожар, — объяснил Данте.
Ферн и он бросились в указанном направлении и вскоре увидели пятиэтажный дом. Из окон валил дым, а люди выбежали наружу и громко переговаривались.
— Пожарную бригаду уже вызвали, — сообщил ей Данте, услышав несколько фраз. — Но эти улочки слишком узки для машин. Пожарные смогут доехать только вон до того угла, потом им придется нести лестницы сюда. Будем надеяться, что лестницы достаточно длинные. К счастью, все, кажется, успели покинуть здание.
Позади них громко причитала какая-то женщина:
— Пьеро, Марко, Джинетта, Энрико — miodiо.
Судя по сумкам, брошенным на тротуар, она, по-видимому, была в магазине, когда услышала ужасную новость и помчалась к своим детям. Теперь они все сгрудились вокруг нее, а она бормотала благодарственные молитвы и всхлипывала. И вдруг женщина закричала:
— Нико!
Нико? Люди начали оглядываться. Нико? Где Нико?
Один из мальчиков что-то сказал и вздрогнул, когда мать ударила его по щеке.
— Что случилось? — в ужасе спросила Ферн.
— Нико спускался вместе с ними, но они его потеряли, — перевел Данте. — Она винит их за то, что бросили брата.
— Нико! — заголосила женщина, глядя на дом. — Нико!
Внутри послышался треск, грохот, и дым повалил из окон с новой силой.
— Обрушились перекрытия, — мрачно прокомментировал Данте. — Будем надеяться, что Нико все-таки выбрался.
Но в следующий миг раздался вопль ужаса. На самом верху, на шатком балкончике с коваными железными перилами стоял маленький мальчик и глядел вниз.
— Нико! — снова закричала его мать. — Спускайся!
В припадке истерики она не сознавала, что это невозможно. Судя по всему, дом должен был вот-вот рухнуть.
— Подайте вон ту лестницу! — скомандовал Данте. — Придвиньте ее сюда.
— Но она слишком короткая, — запротестовал кто-то.
— Не спорьте! — взревел он. — Делайте, как я сказал. Данте выдернул лестницу из чьих-то рук и прислонил ее к стене.
— Держите, — резко бросил он.
Услышав властный голос, люди поспешили подчиниться. Такого Данте Ферн еще не видела. Взгляд его был суровым, тело напружинено, и весь его облик говорил о том, что этот решительный мужчина не допускает возражений и грозит неприятностями любому, кто встанет у него на пути.