Нежданный поцелуй
Шрифт:
— А я бы хотела вернуть свою юность, — сказала Елена. — Именно в восемнадцать я впервые пела для публики. Я знала, что никогда не смогу петь на сцене, что не гожусь для этого, но в Италии я нашла своих слушателей и была по-настоящему счастлива, а вот потом… — Она внезапно умолкла и тихо вздохнула.
— А что же потом? — Мерион заглянул ей в глаза.
Она пожала плечами и прошептала:
— Главное, что я тогда была счастлива.
Он поцеловал ее в щеку и спросил:
— Кто-то обидел вас, не так ли?
Она
— Гордость, милорд. Все произошло из-за нее. И если гордость — тема этих коротких пьес, то мою историю можно поставить на сцене.
Тут прозвучал первый звонок колокола, означавший окончание антракта, и они повернулись к дверям.
— Этот ужасный человек, — прошептала Елена, — герой второй пьесы… он был такой же гордый, как и женщина, но почему же он не страдал?
— В нашем мире мужчинам редко приходится расплачиваться за свою гордыню. Мне не надо знать вашу историю, чтобы понять: гордость чаще рассматривается как достоинство мужчины, а не как высокомерие. Однако я слышал, что некоторые из этих историй получат продолжение. Якобы Джордж напишет другую пьесу, где мужчине все-таки придется расплачиваться за свои поступки.
— Очень надеюсь, — кивнула Елена. — Почему-то считается, что мужчина может разрушить жизнь женщины и остаться безнаказанным. Знаете, я бы хотела, чтобы Джордж дал женщине возможность написать пьесу.
Мерион невольно рассмеялся.
— Я почти уверен, что он не допустит ничего подобного. Причем именно из-за гордости.
Елена промолчала, и Мерион продолжал:
— Но первая пьеса имеет более справедливую концовку, не так ли?
— Да-да, разумеется, — закивала Елена. — Хотя, если честно, финал первой пьесы довольно жутковатый.
— Такой уж он драматург, этот Джордж. — Герцог с усмешкой пожал плечами.
Когда прозвучал последний звонок колокола, они направились к ложе Елены. Проводив ее, Мерион склонился над ее рукой, затем вернулся к Гаррету. Однако он почти не слушал, что говорил его зять.
— Хотел бы я, чтобы мои проповеди вызывали такой же отклик, — ворчал преподобный.
— Гм… Да-да, согласен, — пробормотал в ответ Мерион.
— Если бы это было так, я сказал бы, что дни аристократии как общественного института сочтены и их лидером должен стать я, — заявил Гаррет.
— Что-что?.. — Мерион попытался понять, что сказал зять. Потом нахмурился и пробурчал: — Не болтай глупости, Майкл.
Гаррет весело рассмеялся.
— Милорд, я сказал это лишь для того, чтобы убедиться, что ты способен слышать не только любовное чириканье.
Герцог не обратил внимания на это замечание и подвинул свой стул так, чтобы лучше видеть Елену.
Последняя пьеса оказалась комедией, как и ожидал Мерион, но и она содержала полезный жизненный урок. Мэр маленького французского городка имел дочь, расцветавшую особой
Отец был так разгневан, что приказал поставить фортепьяно на городской площади и заставил дочь играть для публики — и за деньги. Она была слишком гордой, чтобы просить прощения, и подчинилась. А потом внезапно пошел дождь, и какой-то джентльмен остановил свою коляску и предложил девице подвезти ее. Отец девушки побежал за коляской, понимая, что к грехопадению дочь привела не только ее гордость, но и его собственная.
И вдруг у фортепьяно выросли ноги, и оно погналось за гордым отцом и переехало его.
По мере того как разворачивалось действие, Мерион видел, что Елена все больше огорчалась. Она совсем не смеялась — не смеялась даже тогда, когда дочь путала ноты, вздрагивая от собственной ужасной игры.
В какой-то момент Мерион перестал смотреть на сцену; теперь он не отводил глаз от Елены, стараясь силой воли заставить ее посмотреть на него и забыть о том, что причиняло ей боль.
Когда эта короткая пьеса закончилась очевидным падением девушки, Елена порывисто встала и вышла из ложи. Лорд Уильям и мисс Кастеллано, весьма смущенные произошедшим, поспешили за ней. Мерион уже хотел последовать за ними, но в этот момент в их с Гарретом ложу вошел сам Джордж, и герцог был вынужден остаться, как того требовали правила хорошего тона.
Гаррет с Джорджем приветствовали друг друга как старые друзья, и сразу стало ясно: хотя рассказ Гаррета Уильяму и мисс Кастеллано о его дружбе с Джорджем казался нелепым, эти двое действительно хорошо знали друг друга. Со времен войны — в этом у Мериона не было сомнений.
Джордж со скромностью принял похвалы герцога и заявил, что его всегда привлекала возможность рассказывать поучительные истории.
— К счастью, у меня их в запасе предостаточно, — добавил драматург с улыбкой.
Они немного поговорили о его пьесах, а также о том, что визиты принца-регента к нему на спектакли нежелательны, так как он, Джордж, во многих своих пьесах не слишком лестно отзывался о принце. В конце беседы Джордж отклонил приглашение поужинать с герцогом и Гарретом, сказав, что его внимания ожидает одна леди.
По дороге в Пенн-Хаус Гаррет был необычно молчалив, и Мерион, воспользовавшись этим, размышлял о реакции Елены на последнюю пьесу. Он был готов сделать все возможное, чтобы успокоить ее, но она ни разу не взглянула на него, что означало только одно: доверие, которого он так желал, еще не было полным.