Нежеланный гость
Шрифт:
Сын поднял на Джеймса глаза, держа за горлышко неоткупоренную бутылку «Вдовы Клико». Бредли был очень привлекательным парнем, а упавший на лоб локон придавал ему задорного обаяния. Высокий, стройный и мускулистый, он, похоже, чувствовал себя совершенно непринужденно в зауженных черных брюках и накрахмаленной белой рубашке. Он умеет носить одежду. А как хорошо Бредли ладит с гостями! Весь в мать – такой же общительный и уверенный в себе. В отличие от него, Джеймс чувствовал себя комфортнее за кулисами, любил, повязав фартук, хлопотать на кухне и разбирать счета. И все-таки он немного переживал за сына. Беспокоился, что тот переступит
Теперь женщины пили шампанское из старомодных бокалов-креманок. Какой-нибудь привередливый гость обязательно попросит принести ему фужер, но большинству нравилась декадентская, в духе двадцатых годов, аура креманок, да и сам Джеймс отдавал им предпочтение. Они отлично вписывались в антураж гостиницы.
Бредли представил ему гостей, и уже знакомые лица наконец-то обрели для него имена.
– Мы перешли на шампанское, – поднимая бокал, сказала Лорен.
– Прекрасный выбор, – одобрил Джеймс.
– Раз уж мы оторваны от мира, надо повеселиться на полную катушку, – заявила Дана, ослепительно красивая молодая женщина, на пальце которой сияло обручальное кольцо с огромным бриллиантом.
– Дамы празднуют, – сказал стоящий у камина Гарри, приподняв стакан, – а мужчины просто пьют.
– Скажите-ка, Бредли, мы уже со всеми перезнакомились? – спросил Иэн. – Больше в отеле никого нет?
– Нет, у нас есть еще одна гостья, – ответил Бредли. – Она приехала еще утром, но не думаю, что мы будем часто ее видеть. Она сказала, что пишет книгу и нуждается в тишине.
– Книгу? – переспросила Дана. – Какую книгу?
– Понятия не имею. Она не сказала.
– Как ее зовут? – спросила Гвен.
– Кэндис Уайт, – ответил Бредли. – Знаете такую?
Все покачали головами.
– Как бы там ни было, на этом все, – сказал Бредли. – Больше в такую погоду гостей не будет.
5
Кэндис Уайт сидела за старинным письменным столом, любуясь из окна на зимний пейзаж. К счастью, она успела добраться до отеля до начала снегопада, и за день ей удалось неплохо поработать.
Она приехала из Нью-Йорка рано утром – ей был срочно нужен отдых. В последние дни она превратилась в комок оголенных нервов и недовольства. И дело не в том, что ее внимания требовала семья – какой-нибудь помятый муж и любящие детки с липкими ручонками. Поправка: будь у нее дети, скорее всего, они бы уже были подростками, и, возможно, не особенно любящими. Кэндис иногда воображала, какими были бы ее дети в разном возрасте и обстоятельствах, если бы она в свое время родила. Если бы ей повезло в любви. Но нет. В любви ей не везло. Сказки со счастливым концом – это не про нее. Вместо этого на нее как на единственную незамужнюю из трех дочерей – и единственную лесбиянку – пала львиная доля забот о больной вдове-матери. Ведь ее довольно эгоистичные сестры были слишком заняты собственными требовательными и любящими семьями.
Кэндис чувствовала себя обделенной вдвойне. Она была лишена личного счастья, которое сестры принимали как данность, и на ее плечи легла неблагодарная, тяжелая, изматывающая обязаность по уходу за престарелой матерью. Не то чтобы Кэндис ее не любила. Но это так… сложно. И так грустно – зависимость, унизительные
Сестры помогали, только когда она отлучалась из города по делам, что в последнее время случалось редко. Они расслабились, постоянно полагались на нее и навещали мать реже и реже. Их собственные семьи были важнее, а «у Кэндис ведь нет семьи. Кэндис справится». Она поняла, что незаметно для себя начала неслышно и с горьким сарказмом проговаривать эти слова, а на ее лице появилось выражение сварливого недовольства.
Что ж, если книга окажется так хороша, как она думает – и как уверяет ее агент, – сестрам придется пересмотреть свои привычки. Ее семья будет существовать по другим законам.
Кэндис с трудом отвела глаза от темных вихрей за окном и вновь посмотрела на экран ноутбука.
Не время отвлекаться. Прежде чем спуститься к ужину, нужно написать еще страницу. Взглянув на часы, она поняла, что пропустила час коктейлей – такое у любого писателя вызовет досаду. Она снова взглянула на экран и подумала, что последний абзац никуда не годится. Придется его стереть. Она выделила текст курсором и нажала на кнопку «удалить».
Потом сняла очки для чтения и потерла глаза. Может быть, ей пора передохнуть. Продолжить можно и после ужина. А к ужину подадут вино.
Стараясь отделаться от чувства вины, она снова сказала себе, что уехала от матери, чтобы закончить рукопись. Осталось дописать последние десять тысяч слов, но поесть все-таки надо.
От этой книги многое зависело. Впервые за долгое время Кэндис написала что-то свое. Почти двадцать лет она перебивалась скудными гонорарами автора нехудожественной литературы, а в последнее время все чаще писала за других как литературный негр – что угодно, от мотивационных книжонок до пособий по бизнесу. Только вот большинство этих гениев было не слишком-то успешно, и все их мудрости, по мнению Кэндис, не стоили бумаги, на которой были напечатаны. Но, пока ей платили, ее это не волновало. Поначалу это было неплохим способом заработать. Она сама определяла свой график и, бывало, знакомилась с интересными людьми. Она путешествовала – за счет заказчиков, – и в юности это казалось ей ценным преимуществом. Но теперь ей хотелось путешествовать гораздо реже и получать гораздо больше.
Она надеялась, что благодаря этой книге – ее собственной – наконец разбогатеет.
Закрыв ноутбук, Кэндис встала, критически оглядела себя в зеркало и решила, что спускаться в леггинсах все-таки нельзя. Она надела приличную юбку и колготки и повязала вокруг шеи шелковый платок. Зачесав волосы в новый, аккуратный, хвост, она нанесла на губы свежий слой помады и направилась вниз.
Пятница, 19:00
Когда наступил час ужина, все переместились в столовую, где гостей ожидал фуршет. Длинный стол был заставлен серебряными мармитами с подогревом, блюдами с салатами и корзинками с различными видами хлеба и булок. Зал со столиками на двоих и четверых, накрытыми белыми льняными скатертями, мягко освещала изящная люстра. Гости стали накладывать себе еду, и вскоре послышалось негромкое позвякивание серебряных приборов о дорогой фарфор.