Нежная и бесстрашная
Шрифт:
— Верно замечено, миледи. — Хибберт слегка кивнул. — И потом, мне и в самом деле хочется пить.
— Уэллс тоже к нам присоединится. И вы двое можете сколько угодно мерить друг друга сердитыми взглядами, словно коты, дерущиеся за свою территорию. Вас это может позабавить.
— Согласен, приятная перспектива, — хмыкнул Хибберт. — Что ж, вы меня уговорили. Чай так чай.
Они уже дошли до середины лестницы, когда во входную дверь постучали.
Уэллс, стоявший на своем посту, замер. Бросив взгляд в сторону гостиной, он повернулся к Бреанне, но,
— Я вооружен, Уэллс, — спокойно проговорил тот, сунув руку в карман. — Так что можете открывать.
Сдержанно кивнув, дворецкий распахнул дверь. На пороге стоял Махоуни. В руках он держал посылку.
— Только что доставили к воротам, — без всяких церемоний заявил он. — Для леди Бреанны. Посыльный понятия не имеет, от кого она. Ее оставили у двери конторы вместе с банкнотой в десять фунтов.
— Так же, как и в прошлый раз, — заметила Бреанна, ощутив знакомый холодок. Оставаясь внешне спокойной, она продолжала спускаться по ступенькам. Она машинально делала один шаг за другим, чувствуя на себе взгляды Уэллса и Махоуни и вышедших из гостиной Стаси с Дейменом.
Ей казалось, что все это происходит во сне. В кошмарном сне.
— Вам вовсе не обязательно открывать ее, мисс Бреанна, — подал голос Уэллс, инстинктивно загораживая от нее Махоуни.
— Это верно, — поддержал его тот. — Я могу ее просто выбросить.
— Нет, — возразил Хибберт. — Мы должны знать, что там внутри. — Обойдя вокруг Уэллса, он взял посылку у Махоуни из рук. — Благодарю вас. Мы с ней сами разберемся.
Махоуни вопросительно взглянул на Уэллса, ожидая официального подтверждения.
Дворецкий, проявив на сей раз солидарность с Хиббертом, кивнул:
— Он прав. Можете идти, Махоуни. Спасибо.
Он захлопнул за ушедшим дверь и, повернувшись, уставился на коробку, которую Хибберт держал в руках. Лицо его приняло пепельный оттенок.
— Я открою ее, — проговорила Бреанна, беря посылку. Она была размером с портфель, но раза в два толще.
— Вы уверены, миледи?
— Уверена. Ведь она адресована мне. — Дрожащими руками Бреанна развязала бечевку, развернула бумагу и открыла крышку.
Внутри оказалась маленькая коробочка, завернутая в помятый листок бумаги. Поставив коробку на стол, Бреанна развернула бумагу и с ужасом поняла, что это листок из альбома. Ее альбома! Она тотчас узнала собственный рисунок: усыпанный белым снегом двор, а на заднем плане — их дом. А вот двух женщин с зелеными глазами и рыжевато-каштановыми волосами, стоявших рядышком с искаженными от страха лицами, она не рисовала. У обеих по желтым платьям стекала ярко-красная краска, образуя на белоснежном снегу темно-красную лужицу.
— О Господи, — прошептала она.
— Это, похоже, мы с тобой, — дрогнувшим голосом проговорила Анастасия, подходя к кузине.
— Это мой рисунок. — Бреанна попыталась взять себя в руки. — По крайней мере был. Женщин я не рисовала. И кровь тоже. — Она судорожно сглотнула. — Он лежал в моей комнате, в папке, в которую я редко заглядываю. Я и не
— Должно быть, он взял его, когда проник в вашу комнату, — сделал вывод Хибберт. Рассмотрев рисунок, он нахмурился. — Это платье очень похоже на то, которое было на вас вчера, — проговорил он, обращаясь к Бреанне. — Лимонного цвета, с кружевом на рукавах. Значит, он его на вас видел. Стало быть, он или был среди приглашенных, или прятался где-то поблизости.
— Я сам открою меньшую коробку, — решительно заявил Уэллс. — С мисс Бреанны уже довольно.
Подойдя к столу, он взял коробку, которая была завернута в альбомный листок, поднял крышку, и лицо его выразило недоумение.
— Одеяло? — пробормотал он.
— В него что-то завернуто, — заметил подошедший Хибберт и осторожно развернул одеяло. Внутри оказалась крошечная плетеная корзиночка, а в ней младенец-пупс, лежавший с закрытыми глазами.
К корзиночке была приколота записка: «Ребенок леди Анастасии никогда не увидит белый свет. Мать и дитя умрут, и ты, моя дорогая, станешь свидетельницей их смерти. А потом я с удовольствием посмотрю, как будешь умирать ты. Это случится скоро, очень скоро. Пуля ждет тебя».
У себя за спиной Бреанна услышала, как Стаси сдавленно охнула, и тотчас же обернулась, чтобы ее успокоить.
— Дорогая, — прошептала она, схватив кузину за руки. Невыносимо больно было видеть, как Анастасия, всегда такая бесстрашная, чуть ли не трясется от ужаса. Лицо ее стало белым как простыня. Широко раскрытыми глазами смотрела она на записку, и казалось, вот-вот лишится чувств.
— Со мной все в порядке, — с трудом выдавила она, судорожно сжимая руку Бреанны.
Деймен обнял жену, и она со вздохом облегчения прижалась к нему.
— Я его к тебе не подпущу, — решительно заявил Деймен.
— Не в этом дело, — ответила Стаси, с трудом сдерживая слезы. — Когда он угрожает мне, я это могу выдержать. Но наш ребенок… — Ее голос прервался.
— Ну что ж, это вполне в его духе, — спокойно заметил Хибберт. — Но дальше этого он не пойдет. Угрозы так и останутся угрозами. Подобраться ни к вам, ни к леди Бреанне он не сможет. Постарайтесь этого не забывать.
— Деймен, я что-то плохо себя чувствую. — Анастасия положила дрожащую руку на живот. — Пойду прилягу.
— Я с тобой. — Деймен бросил на Уэллса многозначительный взгляд: мол, побеседуем позже.
Не дойдя до лестницы, Стаси остановилась и с беспокойством взглянула на Бреанну.
— А как же ты?
— Со мной все будет в порядке, — уверенно ответила Бреанна, сама не понимая, откуда взялась эта уверенность.
Глядя на машинально прижимающую руку к животу кузину, Бреанна ощутила привычное чувство вины. Умом она понимала, что это неправильно — ведь она выстрелила в наемного убийцу, чтобы спасти жизнь Стаси. Но чувство вины не исчезало: это из-за нее теперь кузина и ее будущий ребенок пребывают в опасности. И она бессильна помочь. Взгляд Бреанны скользнул по содержимому посылки, и она, вздрогнув, отвернулась.