Нежность к мертвым

Данишевский Илья

Альбертина уверяет их в возможности невозможного, и жен-

щины улыбаются. Альбертина не врет, ведь всем известно, что

некоторых хоронят с платиной в ушах, с рубиновой брошкой, а

прочих в рубище, так что есть к чему стремиться. Зачем она

это делает? Это слишком маленький город, чтобы заводить

ссоры. Женщина должна любить прочих женщин, в этом закон

их крохотного потаенного мира, в этом его опора, и Альбертине

следует знать, что нельзя говорить

людям правду, потому что

правда отсутствует, ведь даже сам факт отсутствует, и сущест-

вует лишь наше глупое о нем представление. Альбертине их

жалко; когда они держат ее за руку и говорят, ей их жалко, но

когда она здесь, ей противно от их существования; возможно,

ей противно и там, когда они держат ее за руку, но существует

и эта жалость, которая — отказ психики становиться виновной

в разрушении этой скарлатиновой пленки под названием

жизнь; она лопнет со временем, и Альбертине вовсе не стоит

участвовать в этом; но при этом ей больно, что женщина не

ощущает свою жизнь, как скоротечную болезнь… болезнь, меч-

тающую захватить собой тело, блистать в дорогих кольцах на

королевских аллеях аорты, венчаться в легких и орать с трибу-

ны огромного позвоночника.

Женщины читают, когда их мужья на работе. Книги Аль-

бертины — это не те книги, чтением которых следует гордиться.

Они непристойны. Они сотканы из женских историй, которые

никогда не были рассказаны женщинами вслух. Альбертина

увидела их в бинокль и выплеснула увиденное распутство, а

затем дала его выпить тем, кто и был источником этих исто-

рий… с горечью женщины читают о себе, оторопевают и нена-

видят Альбертину за наглость, а затем обращают оторопь и

ненависть в уверенность, будто это не с них списано, а лишь

обличает синдромы общества, и протекает из единого источни-

ка, который вынуждает из себя пить — каждую женщину. Они

плачут, сочувствуя той, которую бьют, а потом плачут в руки

Альбертины, что ее бьют. Альбертина знает многое о женских

судьбах, и даже гораздо глубже, чем знают сами себя женщины,

34

Нежность к мертвым

поэтому там, где они сочувствуют поверхности и хвалят обли-

чительный тон, Альбертина плывет в глубине и никому не

сочувствует; текст ее книги лишь сухо констатирует собствен-

ные желания женщин, скрытые от Я рефлексы, она лишь вы-

плескивает это глубокое знание о тщетности, и никого не при-

зывает бороться; чтение всегда было просто развлечением.

Изломанные

ритмы, стихотворения без рифм, разорванные

каркасы — в каком-нибудь веке это так же будет названо ори-

ентиром, но Альбертине нет до этого дела. Она знает, что сле-

довало бы младенцам — отхаркивать материнское молоко, что-

бы умереть с голода.

Похоть, ее загадочные красные переливы, первый румянец,

разрастающийся и похожий на опухоль; толстый эротический

профиль мужчины, предлоги вместо слов, нагота вместо откро-

вения, – Альбертина почти не знает этого мира. Ее взрывы

хаотичны, пульсация своевременна, эта женщина не отдается

размеренным движениям и не измеряет их по часам; эротич-

ность для нее стыдливое замещение, «прикосновение к красо-

те» похабное изменение главного принципа порнографии —

похоти. Она проталкивает его в себя, насаживается до послед-

ней капли униженности, просит сжать сильнее, просит ударить,

она перестает быть женой его рыхлого тела, и становится вы-

купленной рабыней, добровольно распахнувшей шлюзы, немы-

тая спящая красавица отдает свои заиндевевшие губки раздви-

гающим пальцам, пусть мужчина воняет, и седлает Альбертину

своим вонючим телом, пусть все стекает на тело, а с тела на

простыни, пусть будет много брани, она хочет, чтобы ее удари-

ли; любой поцелуй воссоздает иллюзию какой-то чувствитель-

ности и близости, но иллюзии должны рассыпаться, мужчина

должен седлать Альбертину ритмами своей похоти, его про-

шлое и будущее должно исчезнуть, вокабуляр умереть под

напором внутреннего давления похоти, пусть он целует своим

немытым ртом, грязным членом ширит ее и вдвигается против

течения; женщине следует покорно исполнять роль ослицы,

пусть ослиная длина пришпорит ее этикет. Все игры и забавы

кажутся Альбертине выкидышами, превентивно ничтожными

движениями в полутьме, она, если и хочет умирать, только при

полной иллюминации, свет должен застревать в каждой ее

дыре, каждый волос пусть блестит под светом ламп и любо-

пытных глаз, пусть отполированная друг о друга плоть сколь-

35

Илья Данишевский

зит в слизистой дымке. Проститутки появились в те годы,

когда женщины не знали понятия стыда и не знали, как надо;

их мамаши не рассказывали, как следует ухаживать за лобком

и каким волшебным словом мужчина способен растворить

створки; их брали силой, или выкупали на полученные силой

средства, с ними обращались так, как следует, с ними удовле-