Нежные признания
Шрифт:
Она посмотрела на противоположную сторону могилы, где стояли скорбящие члены семьи. Лицо миссис Денверс было искажено горем. Она тяжело опиралась на руку своего мужа. Он тоже выглядел сраженным несчастьем. Роберт Денверс был единственным ребенком в семье. Фэйт даже представить не могла, что они испытывали. Все казалось таким бессмысленным и ужасным. Ее мысли вернулись на круги своя. Возможно ли, что убийца Роберта был одним из присутствующих на похоронах?
Дом мистера Денверса находился
Это было просторное здание — такое же, как у тети Марии, — но из-за большого количества людей оно казалось меньше. Джеймс знал многие супружеские пары, потому что мужчины были членами тех же клубов, что и он, или был знаком с ними по роду деятельности. Ему ничего не оставалось, как останавливаться поговорить то с одним, то с другим. Фэйт уверенно играла свою роль, и ее очень забавляло (по крайней мере, так она говорила себе) то, как жены пожирали глазами не только ее, но и Джеймса. Особенно Джеймса. Ей следовало ожидать этого: у него не было лоска Ларри Колтрейна, но он был намного эффектнее.
Когда они отошли в сторону, Барнет наклонил к ней голову:
— Ты смотрела на меня, словно я дорогой кусок конины, который ты хочешь купить.
— Может быть, именно об этом я и думала, — ответила она.
Он ухмыльнулся.
— И что ты решила?
Она строго посмотрела на него.
— Что не стоит тратить время. Лошади всегда ищут более зеленые пастбища.
Их глаза встретились и задержались друг на друге. Фэйт затаила дыхание. Они отказались от своих разногласий, но в ней все еще кипела обида. Она — его миссия, как он сказал! Из-за этого девушка чувствовала себя какой-то попрошайкой. Она отвела от него взгляд, тихо вздохнула и предложила:
— Давай вернемся к народу?
Некоторое время спустя Джеймс, извинившись, отошел поговорить с Ларри Колтрейном. С Фэйт должен был остаться Родерик, но толпа разделила их. Краем глаза она заметила, что тетка Джеймса разговаривает с миссис Денверс, и начала пробираться к ним, но тут кто-то остановил ее, прикоснувшись к руке.
— Фэйт, — сказала леди Коудрей, — мне показалось, что я видела вас возле могилы. Эта толпа невыносима, я не слышу саму себя. Давайте выйдем в гостиную. Там сейчас только слуги, накрывающие на стол.
Фэйт рада была сбежать от этого столпотворения в более спокойное место. От платья из жесткого крепа ее кожа чесалась. По гостиной ходили несколько человек, выбирая себе бутерброды и мясо, расставленные на столе, за которым могло разместиться около двадцати персон. Но за столом сегодня никто не сидел, и Фэйт чувствовала себя неловко, балансируя с тарелкой в одной руке и бокалом вина — в другой. Каким образом люди должны были есть? Она поставила бокал.
Леди
— Я хотела спросить вас тогда, вечером, на лекции, — сказала она, — как у вас продвигаются дела с дневником Мадлен. Но… э-э… те события застали нас врасплох, и эта мысль вылетела у меня из головы.
— Боюсь, его расшифровать сложнее, чем я думала. Вы рассказывали кому-нибудь о мамином дневнике или о том, что передали его мне?
Этот вопрос, казалось, поставил леди Коудрей в тупик.
— Абсолютно никому. Как я уже говорила вам, когда передавала дневник, Мадлен знала слишком много или делала вид, что знала. Я не хотела никого расстраивать: мало ли что она могла там написать.
— И тем не менее, вы отдали дневник мне.
Ее светлость улыбнулась.
— Но только после того, как проверила вас. Уже через пять минут после нашего знакомства я знала, что вы именно тот человек, кому можно доверить дневник. И все равно, — она тяжело вздохнула, — я порой думаю, не стоило ли мне уничтожить его.
Это последнее замечание навело Фэйт на мысль. Она медленно сказала:
— Скажите мне правду, леди Коудрей. Почему вы не нашли кого-то, кто смог бы расшифровать дневник Мадлен? Почему вы хранили его все эти годы?
Леди Коудрей ответила:
— Я уже говорила… — Она внезапно замолчала, натянуто улыбнулась Фэйт и ответила: — Вы правы. Я могла найти кого-нибудь, кто расшифровал бы дневник, но боялась, что он может все разболтать. Видите ли, Фэйт, у меня был роман — о, очень давно! — с мужчиной, которому было что терять, если бы стало известно, что я когда-то была его любовницей. Этого человека нет в живых уже несколько лет, но его жена умерла всего полгода тому. Теперь, если станет известно о моем романе с ее мужем, ей не будет больно.
— Почему вы не уничтожили дневник?
— Не знаю. Не могу придумать лучшего объяснения, кроме того, что он принадлежал Мадлен.
Фэйт были понятны эти сантименты. Ее чувство утраты стало еще сильнее. Ведь это была единственная вещь, сближавшая ее с матерью и помогавшая лучше узнать ее. Теперь же она снова потеряла ее.
Она сказала, понизив тон:
— На тех нескольких страницах, что мне удалось расшифровать, нет ничего предосудительного или шокирующего. По правде говоря, они даже занятные.
— И что занятно? — Джейн Колтрейн незаметно подошла к ним и взяла бокал вина. — А?
Фэйт напряглась. Ей не нравилась эта женщина с суровым лицом: она ничего не сделала Фэйт, но пренебрежительно отзывалась в адрес Мадлен.
— Ах, это была шутка не для чужих ушей, — ответила она, выдавливая улыбку. — Не стоит ее повторять.
Уголки и без того неулыбчивых губ опустились.
— Как сильно вы похожи на свою мать!
— Спасибо. — На этот раз Фэйт не стала выдавливать улыбку.