Нежный негодяй
Шрифт:
— Глупый ребенок, — сказал Данте. — Но ничему другому она бы не поверила. У тебя не было выбора.
Родриго тихонько постучал и, не получив ответа, забеспокоился. Постучал еще раз, сильнее — тишина — и открыл дверь. Лизы не было видно. Пройдя в спальню, он увидел Джульетту. Она лежала на кровати, укрывшись с головой, лишь прядь медно-золотистых волос выбилась из-под одеяла. Бо поднял голову, помахал хвостом, но остался на месте.
Дьявол, а он-то волновался, где щенок провел ночь. Должно быть, пробрался в спальню
Подойдя поближе, Родриго понял, что жена крепко спит. Щеки порозовели, глаза опухли от слез. В нем что-то шевельнулось, может быть, раскаяние. Разве можно оставлять жену вот так? И это в первый месяц брака. Ясно, что ей было так же плохо, как и ему.
Родриго наклонился и коснулся губами щеки Джульетты, надеясь, что она проснется. Но она даже не пошевелилась.
Он выпрямился, заметив слезинку в уголке ее глаза.
— Ti amo, — прошептал Родриго. — Я люблю тебя. Per sempre… Навеки.
Родриго и Марко сидели за столом в доме, снятом на время во Флоренции. Интересно, что еще поведает этот молчаливый парень, ведь о смерти Палмьери он уже рассказал.
— Я уезжаю из Флоренции, — словно угадав мысли собеседника, сказал Марко. — Здесь мне нечего делать. Город не для меня. Я Zingaro.
Родриго кивнул.
— Так лучше, а то ведь кто-то из дружков Палмьери может узнать тебя. Если у него были такие же приятели, как он сам, они не замедлят отомстить.
Цыган пожал плечами, словно сомневался, что у такого человека вообще могут быть приятели. Он сидел не поднимая глаз и еще не прикасался к вину. Выглядел Марко плохо — усталый, грязный. Но, помимо явной скорби, Родриго заметил в нем то, чего не было раньше — какую-то умиротворенность. На рукаве рубашки виднелись следы крови, наверное, крови Палмьери. Видимо, цыган гордился ими.
— Да, свидетели были. Но я скоро уезжаю, хочу только сказать тебе одну вещь, — он умолк и посмотрел на Родриго, затем отвел глаза.
Карло, сидевший в стороне и молча потягивающий вино, не вмешивался в разговор.
— Я думаю, что аббатиса Лукреция из семьи Корсини, незаконнорожденная.
Ударь сейчас кто-нибудь Родриго молотом по голове, он не был бы так ошарашен. Карло подвинул стул к столу, скрип ножек по полу резко прозвучал в тишине.
— Но как…
— Ты никогда мне не нравился, Валенти, хотя в глубине души я знал, что ты не поощрял Марию. Я делаю это для Моны Джульетты. Не хочу, чтобы она стала вдовой.
Он выпил вино и вытер рот окровавленным рукавом. Родриго не торопил его, чувствуя, что Марко не закончил.
— До самого твоего возвращения из Франции я был ее информатором.
Карло закашлялся.
— Многого я ей сообщить не мог, но ее вопросы всегда касались тебя. Она хорошо платила, золотом, и я полагаю, собиралась устроить так, чтобы тебя убили. Я или кто-то другой. Наверное, после такого унижения ее планы
— Как же ты дошел до такого? — сквозь зубы процедил Карло.
Марко ответил, не сводя глаз с Родриго.
— Валенти — не наш. Все это знают. Да и принц не взял бы под свое крыло никудышного цыгана, не отдал бы ему свою дочь! И Мария не отстала бы от тебя. Даже когда ты был во Франции, она говорила только о тебе. Я хотел получить золото и убедить Марию, что могу обеспечить ее, как ты или любой другой. Может, взял бы деньги и уехал с ней из Тоскании.
— Но почему ты думаешь, что она Корсини? — нахмурившись спросил Родриго.
— А она не напоминает тебе Марио ди Корсини? Волосы и глаза другого цвета, насколько я помню — видел его раз или два, — но в чертах лица есть сходство. И ее самомнение… никакая contadina не держит себя так, а ведь Марио был таким же самонадеянным. Потом, ее необычный интерес к тебе… Почему это не может быть правдой?
Карло отодвинул стул и встал.
— Все аристократы самонадеянны, — пробормотал он и добавил: — Их предок — ты не помнишь, Риго, как его звали? — был очень высокомерен. И большой любитель женщин. Ходили слухи, что половина ублюдков Тоскании — его.
— Сальваторе, — тихо произнес Родриго, припоминая, что Данте как-то упоминал о нем. — Сальваторе ди Корсини.
Он встал и, подойдя к окну, выглянул на улицу. Никого, только две играющие собачонки.
Теперь Родриго понял причину враждебности аббатисы. Если подозрения Марко верны, то она — его враг. Кровь застыла при мысли, что Джульетта была в ее власти.
— Мать Марио, кажется, Габриэла — была блондинкой. А вот у отца волосы каштановые, — вслух размышлял Родриго.
— У Лукреции каштановые брови и ресницы, — вставил Марко, — и, бьюсь об заклад, волосы такого же цвета.
Родриго повернулся к Марко.
— Ценю твое сообщение — какая бы причина на это ни была. Я собирался посетить Сан-Марко, узнать, не сбежала ли Лукреция к Савонароле. И Данте, и я хотим, чтобы ее наказали, — он погладил чисто выбритый подбородок. — Теперь нам придется схватиться с ней, если только мы ее найдем.
Любуясь монастырем, Родриго думал, что сказал бы Козимо де Медичи, узнай, кто стоит во главе Сан-Марко, щедро переданном им городу в первой половине века. Его сын, Лоренцо де Медичи, терпимо относился к доминиканцам и даже спросил у приора благословения на смертном одре. Вспыльчивый Козимо, несомненно, бросил бы приора в Арно задолго до того, как тот набрал бы такую силу и влияние.
Родриго спешился и постучал в одну из дверей. Через несколько мгновений перед ним предстал монах в черном одеянии. Валенти попросил об аудиенции у приора и был впущен. Они шли по длинному коридору и на пересечении с другим проходом гость заметил фреску отца Анжелико.