Нежный зверь

Серова Марина Сергеевна

— Ты, придурок, оставь в покое машину, иначе хуже будет!

Но в целом речь моя производила высокохудожественное впечатление. Я обратила внимание, что в глазах парнишки появилось искреннее уважение. Он даже не пытался выбраться из-под моей ноги и встать на ноги, просто смотрел снизу вверх, как глубоко верующий на Христа, спустившегося с неба.

— Ты понял? — рявкнула я напоследок, убедившись в действенности своей не вполне педагогичной лексики. И чуть сильнее надавила на пуховик, прикрывавший грудь пацана.

— Да, — восторженно кивнул он. И добавил

уже на вполне нормальном языке: — Я ж не знал, что вы по понятиям живете. Думал, просто дамочка на тачке да еще с пикалкой!

— Теперь ты понял, что не на ту наехал? — более мирно полюбопытствовала я и, дождавшись жарких кивков, убрала наконец ногу с груди пацанчика.

— Теть, а хочешь, я твою тачку покараулю? А то пацаны у нас разные есть.

— Покарауль. Если все будет в норме, с машиной ничего не случится, а ты заодно счистишь снег с лобового стекла, то даже оплачу труды, — пообещала я.

Парнишка, кажется, поверил и начал выгребаться из сугроба.

А я спокойно направилась по своим делам. Теперь за тачку можно быть совершенно спокойной — ребенок скорее помрет, чем даст в обиду средство передвижения уважаемого человека. Но тут же развернулась, осененная мыслью, и спросила охранника, кивнув на девятиэтажку:

— Ты из этого дома?

— Ну да, а чего? — с готовностью ответил парнишка.

— Знаешь Коршунова?

— Тимура и его команду? — ядовито осведомился пацан. — Да кто ж его не знает.

— И чем же он так знаменит? — искренне заинтересовалась я, опускаясь на корточки и закуривая. Стряхнула с ботинка снег и ожидающе уставилась на парнишку.

— Да сначала бухал тут со всеми подряд, потом пересел на «крутую» тачку — подержанный «фордик», — презрительно пробурчал парнишка. — И пальцы веером. А как хреново становится, все равно чешет к слесарям бухать.

Больше я из подростка не вытянула ничего полезного. Либо он не хотел говорить, либо не знал ничего больше. Впрочем, я склонялась к последнему.

Оставив пацана караулить машину, я все же направилась к дому Коршунова. Хотелось посмотреть на эту личность, знаменитую в среде слесарей и подростков. Что же собой представляет господин Коршунов? Или ничегошеньки не представляет? Вот в чем вопрос.

Я поднялась на второй этаж, где обитал директор ЧП, и позвонила в дверь. Звонок совершенно неожиданно огрел меня… разрядом тока. Что, здесь с такой приветливостью встречают гостей? — потирая пальцы, подумала я. И обрадовалась: хорошо хоть не двести двадцать вольт. Что-то это дело Ларионовой — Курского так и норовит расправиться с лучшим тарасовским детективом. Скоро на теле места живого не будет от синяков и ссадин. Теперь еще и ток.

А почему мне так долго не открывают?

Побоявшись вновь касаться звонка — мне показалось, что он зловеще копит электрические заряды, что — бы во второй раз двинуть током посильнее, — я затарабанила по двери. За ней наконец раздались не слишком уверенные шаги, и мне открыли.

— Вам чего? — достаточно невежливо осведомился самый смехотворный тип в мире. Рядом с ним Пьер Ришар и Дени де Вито рядом не стояли.

А клоунов в цирке стоит распустить как непригодных к делу.

Господин Коршунов был лысым. Но не просто лысым. Он был лысым и рыжим. Как в анекдоте, из которого мне запомнилась последняя фраза: «Так он же су-мас-шед-ший!» А дело в том, что по обе стороны сияющей розовой макушки ютились морковно-рыжие клочья волос. На длинном хрящеватом носу красовалась бульбочка, словно природа в одночасье вознамерилась превратить хищный нос в «картошку», но ни материала, ни умения не хватило. Косовато посаженные жгуче-черные глаза громко вещали о примеси монголоидной крови. Пушистые рыже-седые баки придавали худым щекам еще большую впалость и аскетичность.

Наряд Тимура Парамоновича также отличался экстравагантностью. Длинные, до колен, семейные трусы были испещрены розочками и… американскими флагами. Майка, явно времен прадедушек, вытянулась и болталась, как саван на истлевшем скелете. А на ногах… Наверное, никогда я так не напрягала свою силу воли, как в этот миг. Но я победила рвущийся наружу смех, лишь пару раз кашлянув. А не расхохотаться было, кажется, невозможно. Потому что на ногах данной колоритной личности красовались женско-детские огромные тапочки с поросячьими мордочками.

Вот это типаж! Само очарование.

— Чего вам надо? — тоже оглядев меня с ног до головы и явно ощутив нежданный прилив симпатии, более миролюбиво спросил рыже-лысый хозяин.

— Могу я поговорить с господином Коршуновым? — поинтересовалась я сдавленно, пытаясь сдержать предательский смех. Мое состояние еще усугубилось, потому что при обращении «господин» тип приосанился, походя на потрепанного в многочисленных драках владельца курятника.

— Конечно, входите, — жестом короля, приглашающего в хоромы главу другого государства, ответствовал тип. — Коршунов — это я, — горделиво добавил он «для особо умных».

— Очень приятно, — не покривила душой я. В самом деле, в цирке или его филиале всегда приятно побывать. — Меня зовут Татьяна. Я из газеты «Тарасовский вестник», — решила я воспользоваться проверенной легендой.

— А почему мной заинтересовался журналист? — изумился Коршунов. Впрочем, он еще сильнее приосанился и вздернул голову, желая показать, что интерес журналистов к его великой персоне вполне оправдан.

— Мы намерены пустить в печать цикл статей обо всех крупных предпринимателях Тарасова, — щедро польстила я. — И решили, что ваше имя займет одно из почетных мест в нашем списке.

Коршунов — до чего падкий на самую примитивную лесть! — аж зарделся от удовольствия. И, галантно освободив меня от куртки, сопроводил в гостиную. Я опустилась в кресло, от которого почему-то исходил стойкий запах вьетнамской «звездочки», смешанный с мужской туалетной водой, и задумчиво посмотрела на суетливо расхаживающего по комнатке Коршунова.

— А вы будете фотографировать? — заинтересованно спросил он. — Тогда мне надо надеть костюм, не сниматься же в таком виде, — пояснил Тимур Парамонович свое неожиданное желание преобразиться.