Незнакомцы в поезде (др. перевод)
Шрифт:
«Пролет в двенадцать ступенек, пропустить седьмую… Затем поворот и еще два маленьких пролета. Перешагнуть через третью и четвертую ступеньки. Легко запомнить: раз-два-пять-широкий-шаг».
На площадке перед последним пролетом было круглое окно. Гай вспомнил слова из какого-то очерка: «Устройство дома определяет привычки его обитателей». Интересно, будет ли ребенок всякий раз останавливаться поглазеть в окно, прежде чем начинать подъем на пятнадцать ступенек по пути в детскую? В трех метрах с левой стороны находилась дверь в комнату дворецкого Герберта. Гай крался мимо ее темного прямоугольника, а в ушах звучал голос Бруно: «Опасное место, единственное, где надо проскочить под
Из-под ноги раздался еле слышный, жалобный скрип. Гай быстро убрал ногу, подождал и двинулся дальше, обойдя скрипучую половицу. Очень аккуратно повернул ручку и приоткрыл дверь в коридор. На площадке парадной лестницы громко тикали часы, и он вдруг осознал, что тиканье было слышно из-за двери. А потом донесся вздох.
Вздох на парадной лестнице!
Часы начали отбивать время. Ручка щелкнула, и Гай стиснул ее так, что едва не сломал. Три. Четыре. Надо закрыть дверь, пока не услышал дворецкий! Вот почему Бруно велел ему прийти между одиннадцатью и двенадцатью?! Чтоб ему провалиться! Надо было взять его «люгер»! Гай закрыл дверь, не сумев сделать это бесшумно, и стоял, обливаясь потом и чувствуя, как жар поднимается от воротника к лицу, а часы все били и били. Наконец прозвучал последний удар.
Гай прислушался и не услышал ничего, кроме глухого тиканья. Тогда он вышел в коридор. «Дверь в комнату отца сразу направо». Гай снова ощутил под собой рельсы. И этот коридор был ему знаком — вот серый ковер, кремовые панели на стенах, мраморный стол на верху лестницы. Даже запах показался ему знакомым. В висках застучало от внезапной мысли, что хозяин дома стоит сейчас по ту сторону двери и так же, как и Гай, боится дышать. Но Гай не дышит уже так долго, старик за это время мог бы и умереть… Что за чушь!
Левой рукой он потянулся к двери, а правая сама легла на револьвер в кармане. Гай чувствовал себя роботом, бесстрашным и неуязвимым. Он был здесь много раз, убивал этого человека много раз, и этот раз — один из многих. Гай смотрел на узкую щель между дверью и косяком, за которой лежала бесконечность, и пережидал головокружение. А если он не разглядит в темноте старика? Или старик увидит его первым? В комнату должен проникать свет от фонаря перед входом в дом, но кровать находится в дальнем от окна углу. Он открыл дверь шире, прислушался и шагнул внутрь — пожалуй, быстрее, чем следовало бы. Однако в комнате было по-прежнему тихо. Кровать темным пятном возвышалась в углу, у изголовья белели подушки. Гай тихо прикрыл дверь, чтобы ее не захлопнул сквозняк, и повернулся к кровати.
Он уже вытащил револьвер, но, как ни всматривался, никого в кровати не видел. Глянул на окно. Рама опущена сантиметров на тридцать, а Бруно утверждал, что будет открыта полностью. Наверное, из-за промозглой погоды. Гай еще раз напряг глаза и, вздрогнув от ужаса, различил голову на подушке у самой стены. Голова была чуть склонена к плечу, словно хозяин дома презрительно разглядывал незваного гостя. Лицо было темнее волос, которые сливались с подушкой.
Гай решил стрелять в грудь, и револьвер послушно нацелился туда. Гай сделал несколько робких шагов к кровати и снова оглянулся на окно. Он не слышал дыхания. Как будто старик уже мертв. Он ведь именно так приказал себе думать. Это не человек, это цель. Гай ничего о нем не знает, он устраняет цель, как на войне. Так что, стрелять?
— Ха-ха-ха! — донеслось из окна.
Гай вздрогнул, револьвер в руке затрясся.
Где-то на улице смеялась молодая девушка — вдалеке, но смех был слышен ясно и отчетливо, как выстрел. Гай облизнул губы. Этот смех заключал в себе столько жизни, что перечеркнул все его мысли, и образовавшийся вакуум заполнила новая:
Он снова нажал на спусковой крючок.
Комната взорвалась грохотом. От страха Гай сжал пальцы, и грохот повторился, словно мир треснул по швам.
— Кха! — произнесла фигура на кровати.
Серое лицо приподнялось, и стали заметны очертания плеч.
В следующую секунду Гай уже падал на карниз крыльца. Это было похоже на пробуждение от кошмарного сна. Он сумел ухватиться рукой за край карниза и соскользнул, приземлившись на колени. Пробежал вдоль стены дома, через газон прямо к тому месту, где у забора стоял ящик из-под молочных бутылок. Явь встретила его рыхлой землей, в которой вязли ноги, и безнадежностью взмахов руками, которыми он пытался ускорить свой бег. Вот она, жизнь, — не только беззаботный женский смех, но еще и кошмарный сон, где все против тебя, а ты парализован страхом.
— Эй! — крикнули позади.
Как и следовало ожидать, за ним гнался дворецкий. Буквально дышал в спину. Кошмарный сон!
— Эй! Эй, ты!
Гай остановился под вишневыми деревьями и стал ждать, занеся кулак. Оказалось, дворецкий вовсе не наступал ему на пятки, он был еще далеко. Гай видел бегущую со всех ног фигуру в белой пижаме, развевающейся на ветру, как дым. Застыв в оцепенении, он ждал.
— Эй!
Как только фигура приблизилась, Гай двинул ее в подбородок, и белый призрак рухнул наземь.
Гай перелез через забор.
Тьма вокруг сгущалась. Гай чуть не врезался в дерево, перепрыгнул канаву и бежал, бежал. Потом он упал лицом вниз, пригвожденный к земле болью, которая расходилась от живота по всему телу. Его била дрожь. Гай лежал и думал, что на дрожь нельзя тратить силы, которые нужны для бега, что он побежал совсем не туда, куда велел Бруно. Однако встать и пойти в правильном направлении просто не мог. «Тебе надо отыскать неосвещенную тропинку, которая идет на восток от Нью-хоупа, с южной стороны дома. Надо перейти две улицы, добраться до Коламбия-стрит и повернуть на юг (направо). Там автобусная остановка, можно доехать до другой железнодорожной станции». Легко было Бруно писать свои чертовы инструкции на бумаге! Гай примерно знал, где находится — на поле к западу от дома, и это никаким образом не было прописано в инструкциях! Он огляделся. Ну и где север? Почему не горят фонари? Как он найдет эту тропинку в темноте? Он даже не знает, остался дом позади или слева!.. Правое предплечье раздирала непонятная боль, такая острая, что рука могла бы гореть в темноте.
Выстрел словно разорвал его на части, и не осталось энергии, чтобы подняться и идти. Ни энергии, ни желания. Гай вспомнил, как в старших классах его сбили с ног во время футбольного матча, и он так же лежал вниз лицом, от боли потеряв дар речи. Вспомнил, как потом мать кормила его ужином и принесла грелку в постель, вспомнил прикосновение ее рук, когда она поправляла ему одеяло. Лежащая на земле кисть тряслась так, что обдирала кожу о торчащий камень. Гай кусал губу, и в голове проносились бессвязные мысли, как бывает с утра после бессонной ночи. Он уговаривал себя немедленно встать, потому что нельзя иначе, он ушел совсем недалеко. Вдруг ноги и руки пришли в движение, как будто тело накопило энергию и резко выпустило. Гай вскочил и снова побежал по полю.