Незнакомцы в поезде
Шрифт:
— Нет, — ответил Гай.
Бруно заколебался, но продолжил:
— Они, конечно, никогда не признаются в этом, побоятся! Разве у вас не было в жизни случая, чтобы вам хотелось убрать кое-кого с дороги, а?
— Нет. — «А Стив?» — внезапно вспомнил он. Однажды он подумывал убить его.
Бруно выпрямил спину.
— Наверняка было, я же вижу. Почему вы не хотите признаться?
— Может и было что-то мимолетное, но я ничего не сделал в этом направлении. Я не того рода человек.
— Во-от в чем вы ошибаетесь! Любого рода человек может убить. Обстоятельства,
— Тут я не соглашусь с вами, — произнес Гай.
— Скажу вам, что я тысячу раз приближался к той грани, когда мог убить отца! Вам кого хотелось убить? Любовников вашей жены?
— Одного из них, — тихо пробормотал Гай.
— И как близко вы подошли к делу?
— Вообще не приближался. Просто подумал об этом — и всё.
Он вспомнил бессонные ночи, сотни таких ночей, мысли о том, что он не успокоится, пока не отомстит. Могло ли что-нибудь тогда подтолкнуть его к переходу грани? И тут до него вдруг донесся голос Бруно:
— Вы были в сто раз ближе к этому, чем думаете, вот что я вам скажу.
Гай озадаченно взглянул на Бруно. Весь его вид свидетельствовал об усталости, худую голову он подпирал ладонями рук.
— Вы начитались детективов, — сказал Гай и не узнал своего голоса.
— Детективы — хорошая вещь. Они показывают, что любой человек способен на убийство.
— Вот поэтому я всегда и считал, что в них нет ничего хорошего.
— Опять ошибаетесь! — воскликнул Бруно уже с возмущением. — Вы знаете, какой процент убийств раскрывается?
— Не знаю и не интересуюсь.
— Одна двенадцатая часть. Только представьте — одна двенадцатая! А кто совершает остальные одиннадцать двенадцатых? Обыкновенные людишки. Полиция знает, что всех их не переловит.
Он стал наливать себе виски, обнаружил, что бутылка пуста, и с трудом поднялся за другой. Из кармана брюк при этом выскочил золотой перочинный ножичек на золотой цепочке, тонкой, как струна. Гай получил эстетическое удовольствие от ножа с цепочкой, как от красивого ювелирного изделия. И подумал, глядя, как Бруно возится с новой бутылкой шотландского виски, что тот может когда-нибудь кого-нибудь убить этим ножичком, причем свободно хотя бы потому, что его будет мало волновать, поймают его или нет. Наконец Бруно разобрался с бутылкой и с радостной улыбкой обратился к Гаю:
— Поехали со мной в Санта-Фе, а? Отдохнете пару дней.
— Спасибо, я не могу.
— У меня полно денег. Будьте моим гостем, а? — С этими словами он пролил виски на стол.
— Спасибо, — снова сказал Гай.
Бруно, видно, судит по его одежде, что у него не много денег. Но это были любимые брюки Гая — серые фланелевые. Он собирался носить их и Меткалфе, и в Палм-Биче, если не будет слишком жарко. Он выпрямился и сунул руки в карманы брюк, тут же обнаружив в правом дырку.
— А почему нет? — Бруно подал Гаю его стакан. — Вы мне очень нравитесь, Гай.
— Чем?
— Вы хороший парень. Приличный, я имею в виду. Я много
— Вы мне тоже нравитесь, — сказал Гай.
— Ну поедемте со мной, а? Мне два или три дня до приезда матери совершенно нечего делать. Мы так проведем время!
— Возьмите еще кого-нибудь.
— Что вы, Гай! Что же я, думаете, езжу да подбираю попутчиков по дороге? Вы мне нравитесь, вот я и прошу вас поехать со мной. Хотя бы на день. Я сразу от Меткалфа, минуя Эль-Пасо, собираюсь съездить к Каньону.
— Спасибо, после Меткалфа меня ждет работа.
— А-а. — На лице Бруно вновь появилась грустная и восхищенная улыбка. — Что-нибудь строить?
— Да, один клуб. — Для него до сих пор это звучало странно и непривычно. Еще пару месяцев назад он ни за что бы не поверил, что будет строить. — Новую «Пальмиру» в Палм-Биче.
— Да-а?
Бруно, конечно, слышал про «Пальмира-клаб». Пару раз он бывал в нем. Это был самый большой клуб в городе. Он даже слышал, что они собираются строить новый.
— Вы проектировали его? — Он взглянул на Гая такими глазами, какими смотрит мальчик на героя войны. — Вы можете нарисовать мне его?
Гай сделал быстрый набросок здания на обратной стороне записной книжки Бруно и по просьбе Бруно расписался. Он объяснил, что такая-то стена будет убираться, чтобы нижний этаж превращался в большой танцевальный зал, выходящий на террасу, а здесь он надеется получить разрешение сделать вентиляционные отверстия для естественной вытяжки, что позволит обойтись без кондиционера. Чем больше он рассказывал, тем счастливее становился, у него даже глаза повлажнели от волнения, хотя голос он сдерживал. Он сам себе удивлялся, зачем он все это рассказывает о дорогом для него и так доверительно Бруно. Вряд ли найдется человек, который поймет в этом меньше Бруно.
— Жуть, — произнес Бруно, на что Гай откинулся в кресле и рассмеялся. — Вы сделаетесь знаменитым. Вы, может быть, уже знаменит.
Будут фотографии в журналах, а может, это попадет и в киножурналы новостей. Пока у него не брали материалы для этого, напомнил он себе, но это точно не за горами. Майерз, архитектор, с которым они работают в одном офисе в Нью-Йорке, был уверен в этом. И Энн тоже. И мистер Бриллхарт тоже. Это величайший случай в его жизни. «Я, может быть, стану знаменитым после этого. О таких вещах узнают все».
Бруно завел долгую историю о своей жизни в колледже, о том, что он стал бы фотографом, если бы в дело не вмешался отец. Гай не слушал. Он с отсутствующим видом потягивал виски и думал о заказах, которые пойдут после Палм-Бича. Может, здание под офисы Нью-Йорк, он верит в это. Гай Дэниэл Хейнз. Звучит! Конец этому неприятному сознанию того, что он получает денег меньше Энн.
— Так будет или нет, Гай? — повторил Бруно.
— Что?
Бруно глубоко вздохнул.
— Если ваша жена подложит вам свинью с разводом, если она организует, что вас отошьют в Палм-Биче с вашим проектом, это будет достаточным мотивом для убийства?