Незримые Академики (другое издание)

Пратчетт Терри Дэвид Джон

– Чем могу помочь, сэр?

– Вы ж, типа, патриций Витинари? Я вас на почтовых марках видел.

Чудакулли поднял голову. К ним быстро направлялись несколько спутников Витинари и парочка приятелей говорившего, которые и до того были несколько трезвее, чем он, а прямо сейчас трезвели с каждой секундой. Если ты похлопал тирана по плечу, без дружеской поддержки, причем по максимуму, тебе точно не обойтись.

Витинари кивнул своим людям, и те рассеялись в толпе, после чего щелкнул пальцами, подзывая официанта.

– Стул, пожалуйста, для моего нового друга.

– Ты уверен? – уточнил Чудакулли, когда капитану, который, по счастливому стечению обстоятельств, как раз

валился назад, подставили стул.

– Это, типа… – сказал горожанин, – вше… это… го-во-рят, что вы тот ишо шукин шын, но лично я щ-щ-щитаю, что это вы… как его… ло-овко насчет фут… ик!.. бола. Что толку, ешли, эта… прошто коло… моло… шматить куда попало. Я-то знаю, меня, это… пару раз били по башке.

– Правда? – сказал патриций Витинари. – Как ваша фамилия?

– Шуизин, шэ… шэр.

– А зовут?..

– Пыльник, шэр, – ответил он и воздел палец в своеобразном салюте. – Капитан «Кабанов с Куроношной улицы».

– А, кажется, у вас был не слишком удачный сезон, – заметил Витинари. – Вам не помешает свежая кровь, поскольку Джимми Уилкинс угодил в Танти за то, что кому-то откусил нос. «Сонный Холм» вас разгромил, так как вы лишились лучших бойцов, когда оба брата Карманса оказались в больнице госпожи Сибиллы. В течение трех сезонов вас втаптывали в грязь. Да, все говорят, что Гарри Козырек неплохо играет, с тех пор как вы перекупили его у «Вторничных ребят» с улицы Паточной Шахты за два ящика «Особого» от Старины Винкля и мешок свиных шкварок, и он делает отличные успехи для человека, у которого одна нога деревянная, но без командной поддержки ему трудно…

Вокруг Витинари и шатающегося Суизина кругами расходилась тишина. У Чудакулли отвисла челюсть, бокал с бренди в руках у Генри так и остался полупустым, что невероятно для бокала, который провел у волшебника дольше пятнадцати секунд.

– Также я слышал, что вашим пирогам кое-чего недостает, а именно – термически обработанного, органического и предварительно умерщвленного содержимого, – продолжал Витинари. – Трудно обрести поддержку Толкучки, если она видит, как ваши пироги разгуливают по мостовой.

– У меня хорошие парни, – сказал Суизин. – Они не виноваты, что другие играют лучше. Им никогда не фартит шыграть ш теми, ш кем они шмогут шправитьша. Они вшегда выкладываютша на што двадцать процентов, дальше некуда. И вообще, откуда вы вше знаете? Мы в лиге, яшно, не на шамом верху.

– О, я просто проявляю активный интерес, – ответил Витинари. – Потому что футбол во многом напоминает жизнь.

– Эт точно, шэр, эт точно. Выкладывашша, как можешь, а потом кто-нибудь бьет тебя по шарам.

– Тем настоятельнее я рекомендую тебе заняться нашим осовремененным футболом, где главное – скорость, опыт и тактика.

– Эт да, эт я могу, – заявил Суизин и свалился со стула.

– У этого бедолаги есть здесь друзья? – спросил Витинари, обернувшись к толпе.

Последовало некоторое замешательство – гости сомневались, стоит или нет в данный момент называться другом Суизина.

Витинари повысил голос:

– Я всего лишь хочу, чтобы кто-нибудь отвез его домой, уложил в постель и проследил, чтобы ничего не случилось. Полагаю, с ним понадобится посидеть до утра. Не исключено, что он попытается покончить с собой, когда проспится.

«Новая заря футбола!» – гласил заголовок в «Таймс», когда Гленда взяла газету на следующее утро. Как обычно, когда статья повествовала о чем-то особенно важном, по мнению газетчиков, за главным заголовком следовали два поменьше. «ФУТБОЛИСТЫ ПРИНЯЛИ НОВЫЕ ПРАВИЛА» – гласила следующая строка, а затем шло: «НОВЫЕ МЯЧИ ИМЕЮТ ОГРОМНЫЙ УСПЕХ».

К

удивлению и тревоге Гленды, Джульетта по-прежнему занимала место на первой полосе, под заголовком «Загадочная девушка исчезла», хотя ее изображение и было меньше вчерашнего. В небольшой статье говорилось о том, что никто не видел таинственную модель по имени Жужу со времени ее дебюта (Гленде пришлось найти это слово в словаре), состоявшегося два дня назад. «Ну надо же, – подумала она, – если пропажа не нашлась – это новость?» Она удивилась, что газета выкроила место хотя бы для нескольких строчек, поскольку большая часть первой полосы посвящалась футболу, но редактор «Таймс» порой любил начинать статьи на первой странице, а затем, как только они начинали пробуждать интерес, перебрасывал окончание на страницу тридцать пять, где им предстояло оканчивать свои дни по соседству с кроссвордом и неизменным объявлением о хирургических бандажах.

Редакционная статья на развороте называлась «Один – ноль в пользу Витинари». Гленда обычно никогда ее не читала, потому что могла вытерпеть на пространстве в сто двадцать слов лишь ограниченное количество повторений «невзирая на».

Она прочитала статью сначала угрюмо, а затем с нарастающим гневом. Витинари все-таки добился своего. Он напоил этих идиотов, и они променяли свой футбол на какую-то бледную подделку, сфабрикованную между дворцом и университетом. Разумеется, все не так просто. Гленда признавала, что всегда ненавидела футбол с его тупостью. Она ненавидела драки и бессмысленную толкотню, но ненавидеть было ее правом. Футбол придумали сами люди; как бы он ни был глуп и сомнителен, он принадлежал им. А господа опять присвоили чужое и сказали: ну надо же, как здорово. Теперь старый футбол запретят. На дне кружки с пивом притаилось еще одно опасное лезвие.

Гленда питала глубочайшие подозрения насчет амфоры, газета с изображением которой лежала забытой на кухонном столе. Говорят, что изначальные правила написаны на древнем языке; в таком случае разве может кто-нибудь, кроме господ, понять, что они означают? Гленда пробежала глазами описание новых правил. Среди них, словно доисторические чудовища, уцелели кое-какие привычные. В том числе ее любимое правило: мяч называется мячом. Мяч – это мяч, с которым обращаются как с мячом три игрока последовательно, после чего он становится мячом. Гленде понравилось это правило при первом же прочтении, исключительно из-за дурацкой формулировки. Очевидно, его добавили в один прекрасный день много веков назад, когда на поле случайно попала чья-то злополучная отрубленная голова и ее по рассеянности ввели в игру, поскольку на мяче лежало чье-то тело, изначально прилагавшееся к голове. Такого рода вещи врезаются в память, особенно если по завершении игры оказалось, что владелец головы заработал очко за удачно забитый гол.

Это правило и еще несколько подобных стояли особняком в списке новых правил патриция Витинари как напоминание о былой славе. Несколько благосклонных кивков в сторону старого футбола – нечто вроде подачки, брошенной общественному мнению. И ему опять позволили это сделать. Люди вели себя так, как будто до смерти боялись патриция, всего лишь потому, что он был тираном, способным по сиюминутному желанию убить любого из них. Кто-нибудь должен был сказать Витинари, что так нельзя. Мир несколько раз перевернулся с ног на голову. Гленда не вполне сознавала, где находится, но внезапно она решила лично позаботиться о том, чтобы патрицию Витинари это не сошло с рук просто так. У людей есть право решать, когда и в чем именно им быть глупыми и старомодными, и господа не вправе ими в этом распоряжаться.