Незваный гость
Шрифт:
– Почивайте, вангелина омановна, отдохните.
Проснулась я от боя часов, два, четыре, восемь ударов, открыла глаза. Потолок давно следовало побелить. Нога болела, но не критично. Я неслышно зевнула, повернула голову. Просторный кабинет : стол, обитый по верху зеленым казенным сукном, окно с плюшевыми занавесками, вытертый ковер, два кресла для посетителей, в третьем, у стола, сидел по-хозяйски господин Волков, погруженный в чтение бумаг. За окном серел утренний сумрак, настольная лампа, напротив, уютно зеленела. Диванчик, на который меня давеча перенесли, стоял в закутке у окна, мне было видно
Я тихонько хмыкнула, причины моей ошибки стала яснее ясного. Лорд Гордон не только по поэтической части известность у нас приобрел, он еще и в модах образец, в тех, которым коммивояжеры столь привержены.
– Не притворяйтесь, - велел холодно Волков, откладывая бумаги, – нужды в том нет, я заметил, что вы проснулись .
– Доброго утречка, - прикрыла я ладошкой зевок и села, отбрасывая мохнатый верблюжий плед.
Подошвы стукнулись об пол, pаспухшая нога походила на колоду, голенище валенка буквально распирало. К лекарю надобно, само не пойдет. Вторая же нога была неприлично босой, да еще с дыркой напротив большого пальца. Вот ведь позорище. И это даже без учета ночных моих сопений в интимные части шеи постороннего мужчины. «Хвали меня, крылья вырастают!» Дура! Я пошевелила пальцем.
– Приношу извинения, барышня Попович, за излишнюю ретивость моих подчиненных. Им было приказано для беседы вас доставить, а вовсе не под арест.
Переведя взгляд на чиновника, я приподняла брови, он представился:
– Григорий Ильич Волков, коллежский асессор первого жандармского управления, уездный пристав города Крыжовень.
Асессор? За какие такие заслуги? Годков ему чуть за двадцать, юнец желторотый. Образование нужное имеется? Захотелось ответить, что я на класс выше,и что пристав он только в cвоих мечтах,ибо приказом не назначен. Но я ребяческий порыв подавила:
– Что ж вы, ваше благородие, при эдаких регалиях невинных девиц колотите?
Он посмотрел на дырявый чулок, поморщился.
– С эти разберемся. А пока, Евангелина Романовна,извольте на несколько моих вопросов ответить. – Волков потянулся к чернильному прибору.
– С какой целью вы посещали накануне казенную приказную квартиру?
– Кушать хочется, - нагло улыбнулась я, - и места уединения посетить. А на вопросы отвечать, нет, ни малейшего желания не ощущаю. Вы, господин пристав, меня покалечили, репутацию девичью порушили случайным арестом и воображаете, что это вам с рук сойдет?
– Во-первых, - вернул улыбку Григорий Ильич, - ваша, как вы изволили заметить, девичья репутация, барышня Попович, была разрушена невосстановимо еще до ареста. Извозчик Кузьма Блинов показал под запись, что водит-де его пассажирка дружбу с ворами, черным колдовством
– Законопослушный какой, этот ваш Блинов, - восхитилась я.
– Рассмотрел и сразу в приказ отправился докладывать? А во-вторых?
– Простите?
– Вы сказали, во-первых, значит существует и продолжение.
– Во-вторых, Евангелина Романовна, девицы вашей древнейшей профессии репутации не имеют.
– Это оскорбительно!
– Соглашусь, барышня газетный репортер – оскорбление основ берендийской нравственности.
Испытанное облегчение я скрыла, собеседник вовсе не ту «древнейшую профессию» подразумевал, про которую я сперва подумала.
– Вы мизогинист? Женский пол ненавидите? Отказываете ему в равноправии?
– А вы, Евангелина Романовна, суфражистка?
– хмыкнул Волков с сарказмом.
– Именно. И считаю, что женщины в современном мире вольны выбирать себе род занятий по своему желанию и возможностям. Женщина чиновник, врач, репортер, банковский клерк, сыскарь, все пути открыты.
Я одарила хихикающего собеседника грозным взглядом:
– Что вас так развеселило?
– Сыскарь? – покачал головой мизогинист.
– Даже в прогрессивной Британской империи на полицейскую службу слабый пол привлекается лишь, в виде исключения, «матронами»для работы с детьми и такими же дамами.
– А в империи Берендийской, - сообщила я гордо, - высочайшим императорским указом дозволено нам трудиться на благо отечества.
Спич мой длился минуты три, от воодушевления я не заметила, когда последние шпильки выскользнули из прически,и копна волос упала на плечи. Из карих глаз собеседника исчез скепсис, они зажглись определенным мужским интересом. Я запнулась и покраснела.
– В какой газете служите? – спросил Волков быстро.
– «Чижик-пыжик», – назвала я желтый столичный листок, не опасаясь разоблачения.
– Магические практики обозреваю, участвую в составлении подробного путеводителя по загадочным местам.
– Вы чародейка? Хотя, понятно, что нет.
– Отчего же вы так думаете?
– обиделась я.
– Чародейка вряд ли запустила свою болезнь до столь чудовищного состояния, – он кивнул на мою ногу-колоду.
– К вашему счастью, вангелина Романовна, я, хоть тоже не чародей, знаю, к кому с проблемой обратиться.
Рука Волкова скользнула под столешницу и, видимо, нажала какую–то кнопку, потому что дверь кабинета немедленно приоткрылась, явив щекастое лицо давешнего коллежского регистратора и его обширную лысину.
– Магичку доставили? – спросил начальник.
– Так точно, в приемной дожидается.
– Зови. И, Давилов, будьте любезны чаю нам здесь организовать.
Регистратор исчез, его бормотание снаружи сменилось сочным контральто:
– Ну наконец!
Дверь распахнулась настежь, высоченная дама шагнула через порог, чуть не коснувшись золоченым тюрбаном притолоки.
– Знаю, все знаю! – е неожиданно светлые на смуглом лице глаза оббежали обстановку.
– Скопление зловещих эманаций, сглаз, порча, венец безбрачия.