Незваный гость
Шрифт:
– Умница, елюшка.
Я зарделась. Вот ведь дурища!
– И кто же убийца?
– Их было минимум двое. Одна, скорее всего бордель-хозяйка Мишкина. На нее провидица Зара указала как на заказчицу соломенного гомункула. Другой, предположу, господин Чиков. Во-первых, он Мишкиной полюбовник, во-вторых, подручный Бобруйского. Он получил от купца сто тысяч на оплату черного колдунства, но решил в свою пользу сэкономить. Двести рублей они заплатили Губешкиной. Та со смертными заговорами не работала, но могла обеспечить связь куклы с объектом. Видимо, Мишкина решила,
– Пока все складно.
– Деньги они спрятали в проклятой усадьбе, не опасаясь, что кто-нибудь из местных их найдет.
– Когда?
– Еще в жовтене. А в начале груденя произошло что-то, что заставило нашу парочку ускориться. Я пока не выяснила, что именно. Они убили Блохина, неловко изобразили самоубийство… И это тоже странно, Гриня. Почему так неаккуратно?
Грегори оскалился:
– Одно из последствий употребления опия, кроме эйфории, ощущение своего всевластия и абсолютного ума. И мадам Мими, и Сергей Павлович до зелья этого весьма охочи.
Припомнив постоянно бегающие глаза господина Чикова, я хмыкнула:
– Логично. Еще мне кажется, что Блохина убила именно Мишкина. Он успел сказать Шандору, что «опасности от бабы не ждал», а мадам наша ловко с ножом управляется, говорят, обоих своих котов прирезала самолично. Теперь немедленно надобно нам эту мещанку Мишкину арестовать и допросить пристрастно.
Зевок я прикрыла ладошкой, но Григорий Ильич его заметил.
– Немедленно? Ты совсем без сил, утром уже займемся.
– А эксгумацию?
– Тоже завтра, распоряжения служивые от меня получили, отмашки только ждут.
– Перфектно. У нас будет труп с колотой раной и арестантка для допроса. Через нее дернем Чикова, от него ниточка тянется к заказчику Бобруйскому. На каторгу последнему пока не хватит, но…
– Барышня.
– Заглянула в спальню Дунька.
– Сейчас мужики париться пойдут, мы во вторую очередь. А вас, ваш бродь, уже просили в баньку проследовать.
Волков притворно вздохнул:
– За границей все абсолютно уверены, что берендийцы парятся в своих срубах совместно без разделения на пол, предаваясь блуду.
– А сами… – Поискала я в памяти что-нибудь, чтоб уязвить инородцев,и не нашла.
– Лягушек жрут! – Пришла на помощь Дунька.
– Тьфу. Пакость.
Григорий Ильич согласился, что да, пакость, поклонился,и ушел, шлепая задниками тапок.
– Вот еще, барышня.– Девица достала из кармашка передничка картонный прямоугольник.
– Костик говорит, еще утром почтальон доставил.
Телеграмма была из Мокошь-града, отправленная не из приказа, а с городского почтамта. Разобравшись со всеми «вскл», «тчк» и «зпт», я уяснила, что эксгумировать тело Блохина мне строго настрого запрещается,и что через три дня ожидается в уездный Крыжовень визит ещё одного столичного сыскаря. Судя по подписи Мамаева,именно его мне в помощь снарядили.
Захотелось расплакаться от обиды. За что же такое недоверие? Потому что о результатах до сих пор не отчиталась? Так неделя всего прошла, минус дорога. Они же сами велели осторожничать,
Настенные часы показывали четыре часа утра. Попарюсь и пойду.
Я снова посмотрела на циферблат. Эльдар Давидович уже рассыпал в вагоне ресторане вечернюю порцию «букашечек» попутчицам и почивает под колесный перестук. Прибудет в Крыжовень он вечером третьего дня. Запоздали мои гневные отповеди. Ну и ладно,и пожалуйста. А эксгумацию запретили, потому что знают, что я покойников боюсь? Какое гадкое мужское высокомерие. А ещё коллеги!
Настроение мое настолько испортилось, что от бани я отказалась,и даже легла спать, ну,то есть, притворилась спящей глубоким сном, лежала с закрытыми глазами и злилась. В гостиной до самого рассвета чаевничали, дружески беседовали, отправив обоих пацанов в горницу Дуняши, провидица Зара гадала всем на картах, Волков травил байки из заграничной жизни, а когда до меня донесся гитарный перебор, я накрыла голову подушкой. Наверное, от духоты меня наконец и сморило.
Проснулась поздно, почти в полдень, с гудящей как с похмелья головой и пересохшими губами. Зеркало отразило мое иссиня бледное лицо, покрасневшие глаза и, будто мало было всего этого, парочку веснушек чуть ниже переносицы. Ну правильно, весна, к концу березня у меня этого добра на лице изрядно появится.
Отставить, Попович. Внешность тебя интересовать нисколько не должна. Главное – дело. К приезду Эльдара у тебя это дело закрыто быть должно. Собирайся, умывайся и приступай к работе. Мишкина должна быть немедленно арестована. Грегори говорил – утром? Вдруг он уже запер бордель-мадам, тебя не дожидаючись? А вдруг и эксгумацию провел?
По дороге на двор я отметила пустую прибранную гостиную, чистоту на кухне и отсутствие в прихожей как пальто Волкова, так и тулупа его подчиненного.
Утренняя рутина показалась мне нынче еще отвратительнее чем обычно.
– Ушли все, - сообщила Дуняша, сгребающая с дорожек снег деревянной лопатой.
– Служивый из приказа за его высокоблагородием явился, Федор Федорович начальство повез. А пацаны, как про смерть директрисы услыхали, сразу в приют побежали. А барыня почивает, а…
– Смерть?
– Ну да. Захария Митрофановна ещё вчера нам труп нагадала.
– Директрисы?
– Ну да. Говорит, ещё два покойника предстоит.
– Лопата размеренно шаркала.
– Кто говорит?
– Да барыня. асклад…
– Евдокия! – Отобрала я лопату. – Кто умер? Почему? Когда?
– Чиновная дама Чикова. – Дунька опустила руки, отчего казалось, что она стоит по стойке смирно.
– Зарезана в своем доме. Кем, не ведаю, о том приказной не говорил. А когда,так нынче под утро. Слуги ее нашли, в приказ прибежали, а дежурный немедленно за Григорием Ильичем явился, потому как пристав оставил адрес, где его разыскивать, у невесты, стало быть.
Вихрем бросилась я в спальню, умылась, заколола волосы, надела мундир, сунула в кармашек очки.