Ни шагу назад!
Шрифт:
- Шелехов, вы не правы!
- Почему?
- Зачем Вы побили Пинчука?
- Не нравится мне он…
- Это в корне неправильно.
– Укорила медсестра и поправила кокетливую шапочку.
– Он получил ранение на фронте, а Вы его бьёте…
Нетрудно было заметить, что на самом деле ей хотелось сказать Григорию совершенно противоположное. Он так старательно играл роль кающегося грешника, что она прекратила его ругать и вдруг рассмеялась.
- Взрослый человек, а туда же. – Шутя сказала она.
– Ведёте себя как мальчишка.
- Я с Вами Юленька чувствую себя мальчишкой! –
– Давненько со мной подобного не случалось…
Наверняка она знала, как трудно было в неё не влюбиться. При таком признании она немного покраснела, но потом улыбнулась и ушла довольная. После этого и дня не проходило, чтобы они не встречались и не шли прогуляться в госпитальном парке. Юлия Коновалова оказалась родом из Днепропетровска и ей недавно исполнилось двадцать два года.
- После двух курсов медучилища я добровольно пошла работать в военный госпиталь. – Рассказывала она во время совместных прогулок.
– Мой отец врач, тоже служит в армии, и оба брата на фронте.
- Мой старший сын тоже воюет, – в тон ей отвечал Григорий.
– А о младшем ничего не знаю.
- Почему?
- Немцы Сталино заняли недавно…
Родной город Юлии подвергался разрушительным бомбардировкам, многие знакомые оказались убиты.
- У меня самой дом полностью разрушен.
Общее горе сблизило их, почему-то Григорий совершенно не чувствовал разницу в возрасте. Она странным образом напоминала ему Аксинью в молодости. Тот же яркий блеск карих глаз, та же насмешливая и ласковая улыбка. Пришёл день, когда Григорий рассказал ей о том, что угнетало его последнее время:
- Юля, я должно быть уеду.
- Так быстро.
- Военврач сказал сегодня утром, что меня скоро выпишут.
Она склонилась над ним и нежно погрузила пальцы в отросшие волосы, но сразу ничего не сказала. Наконец шепотом неуверенно произнесла:
- Там очень жутко, на фронте?
- Не весело, но не это главное.
– Сказал он так тихо, что она могла бы не услышать.
– Видишь ли, Юля, смерть ужасна, когда слышишь, как стонут и кричат умирающие, а ты ничем не можешь им помочь. Но на этом ужас не кончается. Может быть, ты на самом деле не представляешь себе, что я имею в виду, ты не знаешь, на что это похоже. Это нечто большее, чем сама по себе смерть, которая тебя настигает... Никогда не забуду первого умершего на моих глазах человека. Я к нему хорошо присмотрелся и подумал, что так мало времени прошло с того момента, когда он был живым. Это почему-то задело меня за живое. Потом я видел всё больше и больше мёртвых, и прошло немного времени до того, как я обнаружил, что смотрю на них как на прах, неотличимый от комьев земли, в которую они ложатся. Будто они и не были живыми вовсе…
- Ужас!
Юля вдруг сильно сжала руку собеседника. Она, не отрываясь, смотрела на его лицо и мелко дрожала.
- Как ты можешь такое говорить? – прошептала Юля и отвернулась.
- Потому что я пережил это.
– Ответил горько Григорий.
– Я привык к этому и начал смотреть на себя наравне со всеми другими, и русскими и немцами, лежащими мёртвыми в своей военной форме. Простой кусок холодной земли… Бывало, разговариваешь с товарищем, а он вдруг скорчится, опустится
- Перестань…
- Возникает страх при мысли о том, что в любой момент ты можешь стать одним из тех неодушевлённых предметов, которые никогда не были живыми существами.
Шелехов вдруг остановился и посмотрел на случайную подругу. Слезы бежали по бледным щёчкам Юлии. Он наклонился и вытер их шершавой ладонью.
- С моей стороны глупо рассказывать тебе об этом.
- Не говори больше, - попросила она, прижавшись к нему.
– Давай помолчим…
Неожиданно для самого себя Григорий начал рассказать ей всю свою жизнь, нажимая на смешные случаи приключившееся с ним. В конце концов, девушка начала улыбаться.
- Вот так хорошо, Юля!
– Сказал он довольный эффектом от рассказа.
– Такой ты мне больше нравишься.
Она погрузила пальцы в его волосы и нежно прижала голову к своей груди. Через тонкую блузку Григорий почувствовал её груди, маленькие, твёрдые и напряжённые. Он с силой прижал её к ней.
- Нет, - в панике она попыталась оттолкнуть его.
– Пожалуйста, ты не должен этого делать... нет, нет, нет!
Она умоляла, вся дрожа, но мужчина мягко настаивал. Вскоре она перестала бороться и посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Потом её руки обвили его шею, и она стала робко целовать Григория, сначала лоб, шею, а затем губы.
- Дорогой мой, - шептала она, закрыв глаза.
– Бедненький…Ты правда меня любишь?
- Ох, Юля, родная!
Солнце уже скрылось за горизонтом, и стало прохладно. Девушка теснее прижалась к Шелехову, который лежал спиной на расстеленной шинели и смотрел вверх. Через сплетение веток деревьев едва виднелось бездонное небо, озаренное красным цветом заката.
- Ангелы на небесах сегодня пекут хлеб!
– Нежно прошептала она.
– Для нас двоих…
Накануне выписки Григорий вышел в последнюю увольнительную в город. Он потерянно брёл по дороге, почти не замечая прохожих. Кто-то окликнул его с другой стороны улицы:
- Ты что, не знаешь, как отдавать честь, рядовой?
- Никак нет! – ответил Григорий и посмотрел на спросившего.
На тротуаре стоял маленький майор с начищенной до блеска медалью, по виду явный тыловик.
- Виноват товарищ майор!
– произнес Григорий, возможно, таким тоном, как будто это не имело значения.
– Я вас не увидел.
- Как ты смеешь так разговаривать с офицером?
Майор бойким петушком подскочил к солдату и закричал фальцетом:
- Как ты стоишь?
- Нормально стою.
- Сомкнуть ноги вместе!
- У меня нога сломана на фронте…
- Смирно!
Григорию почти смеялся от вида этого придирчивого коротышки, но тот был чрезвычайно серьёзен. Нарушитель воинской дисциплины покраснел от гнева, но замер по стойке смирно. Лощёный маленький выскочка сверлил его пронзительным взглядом, потом сказал: