Ничего, кроме настоящего
Шрифт:
– Блядь! Опять блок питания наебнулся! Перерыв на двадцать минут!
– Андрей яростно ерошит волосы и лезет в недра опупевшего механизма.
Сопровождением к его нервным манипуляциям сыплются непонятные мне
"кондюки", "резисторы", "транзисторы" и всякие другие "исторы".
Когда под рукой каких-то "исторов" не оказывается, Андрюха устремляется в соседнюю комнату, где мирно покоится тело Хирурга.
Без зазрения совести этот гад тревожит сон несчастного юноши. С матюками Андрюха перешагивает через
– Да перестаньте вы тут колобродить! – взрывается он. – Дайте же поспать! Мне на пары завтра!
– Ш-ш-ш! Пчёл разбудишь! – мягко унимает его хозяин дурдома.
– Какие, блядь, пчёлы, ёб твою мать! – спросонья объект пытки бессоницей не может обрести нужные ориентиры.
– Полосатые, маленькие, с жалом в жопе, – Аргунов с радостью вступает в беседу со страдальцем, временно приостанавливая процесс поиска нужных деталей.
– Ни хуя не понимаю! – Хирург отрывает от подушки взлохмаченную голову и окидывает полуосмысленным взглядом всю нашу весёлую компанию. – А они откуда взялись?
– Это соседи, – терпеливо поясняет ему мучитель. – Они сбежались на твои крики из разных квартир. Сейчас они будут давать тебе пиздюлей за то, что ты сам не спишь, и другим не даёшь.
Столь явная несправедливость изгоняет из головы Хирурга последние остатки сна. Он садится и пытается как-то осознать услышанное.
– Это же вы тут хернёй занимаетесь, спать мешаете… – он водит взглядом по нашим подленьким физиономиям.
– Слышали? Это мы ему мешаем спать! – Палыч включился в игру. – Я живу над вами. Сплю себе спокойно, знать ничего не знаю, тут слышу – крики, мат… Нельзя же так, в самом деле! Пришёл вот выразить своё возмущение!
– Да! – поддержал его Паша. – Вконец распустились, хиппи проклятые! Волосы отпустят до плеч, наркотиками наколются, и мешают людям отдыхать!
Хирург ошалело водил глазами от одного к другому. Потом обречённо произнёс:
– Да идите вы на хуй!
После этого он укрылся с головой, и ни на какие внешние раздражители больше не реагировал.
– То-то и оно! – радостно подытожил Андрюха. – Так оно правильней! А то "спать дайте", "не будите"! Спи спокойно, дорогой товарищ!
С этими словами он с энтузиазмом погрузился в недра своих шкафов.
Через полчаса всё заработало и "вновь продолжается бой". Девятый дубль, десятый.
Вони прийдуть повесні,
Діти бісерних дощів,
І, шукаючи себе,
Не побачу серед них.
Действительно, много бисера в последнее время. Очень много.
Просто в глазах рябит от бисера. Бисер на "феньках", бисер на
"ксивниках", бисер в стихах, в музыке бисер. Я погружаюсь в размышления, из которых меня выводит матершинный рык Аргунова.
– Андрюха! Ты что, дрочишь там за шкафом? Почему не переходишь на коду?
Действительно, почему я не перехожу на коду? Спать, наверное, хочу. Потому и не перехожу. В окнах колеблется спермообразная муть утренних сумерек. В глазах скрипит песок. Я поднимаюсь со стульчика
– Всё, голуби! Потрудились – и будя! Теперь баинькать! – Андрей щёлкает тумблерами.
– Да, кому баинькать, а кому – на пары, – ворчит Палыч.
– Это, родненький, твои личные некайфы. Всё, выметайтесь.
Созвонимся и решим, когда продолжим. Из сегодняшнего, похоже, ничего отобрать не удастся. Ничего страшного. С балансами отдуплились – и то хлеб. А теперь – кыш по домам.
Андрюха зевает, выворачивая челюсти наизнанку. Мысленно он уже в люле, и ждёт, не дождётся, когда мы выпульнемся из его квартиры.
Дверь захлопывается за нашими спинами, и мы погружаемся в вязую утреннюю мряку. Туман, мелкий дождец, сырость. Лондон, бля! И какой кретин назвал наш городишко "маленьким Парижем"?
Скукота! Выходные – а деть себя некуда. Репетиций нет – отдых после очередного концерта. Запись закончили. Причём, с нулевым результатом – ни черта не получилось. Только убедились, что в домашних условиях записать что-либо стоящее крайне сложно. Даже при наличии аппарата.
Погода – говно. Пятый день подряд долдонит глупый дождь.
Стандартная местная погода. Мерзко и сыро. Неохота даже в окно смотреть. Полузакрыв глаза, слушаю "Цеппелинов". Через плохо закрытую дверь доносится монотонное бормотание – тёща в честь выходного дня с наслаждением пилит Татку. Я морщусь – жизнь со старшим поколением даётся нелегко. Из полудрёмы меня выводит трель телефонного звонка. Раздаётся рыдающий возглас тестя:
– Возьмите же трубку, наконец!
Я подхожу к телефону:
– На проводе.
– Привет, лишенец! – радостный голос Аргунова.
– Здорово, коли не шутишь. Чего надо?
– Тут такое дело… В общем, у меня день рождения. Я жду тебя к пяти.
– А ты раньше не мог предупредить? Мне и подарить-то нечего.
– А кто от тебя подарков ждёт? Просто садись на троллейбус и дуй ко мне. Делов-то!
– Я с женой приду.
– Да хоть с дедушкой! Главное – приезжай.
– Ладно, дедушку не обещаю, а жену прихвачу.
– Давай! Жду!
Я объясняю Наташе раскладку. Она радуется. Она согласна ехать хоть к чёрту на рога, лишь бы подальше от материнских поучений. Я так и не понял, в чём там у них разногласие вышло. Да это и неважно
– повод всегда можно найти. Короче, через полчаса мы линяем из дому, а ещё через полчаса переступаем порог аргуновской квартиры.
Картиночка – зашибись! Стола нет. Весь пипл сидит просто на полу.
На большой клеёнке расставлены бутылки с водкой, вином и пивом. Из закуски – яблоки, хлеб, картошка в мундирах. Всё скромно и со вкусом. Присутствует, естественно, толпа музыкального и околомузыкального народу. Пофигисты, энтузиасты, циники, алкоголики и всё из той же серии. Именинник восседает во главе стола, подложив под тощую задницу увесистую подушку. Мы устраиваемся неподалёку.