Ничего личного

Бойко Олег

– Скажи мне, друг любезный, – в голосе отца Вероники прозвучала ирония, – раз уж мы выпили с тобой за честность. Ты любил мою дочь?

– Да, любил… – незамедлительно ответил я и умолк, а потом добавил. – Возможно, не так сильно, как она того заслуживала, и, понятно, не так, как вы, но любил. Не сомневайтесь.

– Просто интересно, любовь это была или так… желание? По молодости эти два понятия очень трудноразличимы.

Я понял, куда он клонит. Это как чувство голода и желание съесть что-нибудь конкретное.

Причина – чувство и следствие – удовлетворение желания. Все правильно с точки зрения логики. Но природа человека устроена так, и в этом вся загвоздка, что мы часто хотим что-нибудь съесть, не чувствуя при этом голода. Просто потому, что знаем – это вкусно! Или потому, что, если не сейчас, то потом не достанется. А то и вовсе едим, просто потому что можем… Не испытывая ни чувства, ни даже желания. Потому, что реклама на каждом углу навязывает нам бессознательное потребление – это вообще крайний и самый худший случай. И если так, то по мне лучше уж недоедать или даже голодать, чем постоянно быть сытым и не знать голода вовсе.

– Чего замолчал? – спросил, не оборачиваясь, отец Вероники, помешивая в кастрюле макароны.

И я ответил:

– Если бы вы задали мне этот вопрос тринадцать лет назад, я бы не нашел, что вам ответить. Но сейчас абсолютно точно могу вам сказать, что это была любовь. Молодая, глупая и даже наивная, но любовь. То есть, это было именно чувство. А желание… куда ж без него? Оно было следствием, а не причиной.

– Ты смотри, как сказал… И возразить нечего, – отец Вероники покачал головой, выключил плиту и вернулся к столу, чтобы в третий раз налить водки. – Есть тост!

– Какой? – я взял свой стакан и приготовился к приему очередной порции омерзительной теплой отравы.

– За любовь…

Я удивился, но повторил:

– За любовь!

Мы снова стукнулись стаканами и опрокинули их содержимое в себя, после чего я снова принялся за хлеб с кабачковой икрой, а отец Вероники стал сливать макароны и раскладывать их по тарелкам.

– Масла нет, и посолить забыл… – сказал он, садясь за стол.

– Ничего…

Я набросился на еду, как дурак на поминках. Надо было хоть как-то заглушить последствия вчерашнего обильного возлияния, усугубленного сегодняшней изрядной порцией выпитого спиртного. Ел быстро и молча, представляя, как, наверное, было бы здорово отведать гуляша, приготовленного бабулей Виталика, и выпить холодненького пива, а не жевать недоваренные пресные макароны вперемешку с кабачковой икрой и рыбными консервами вприкуску с черным хлебом.

Но даже, несмотря на невкусность моего сегодняшнего ужина, он мне почему-то нравился. Нравился своей искренней простотой и легкостью общения, на что я на самом деле не рассчитывал, когда принимал приглашение.

Пока мы ели, выпили еще по два раза, а когда, закончили и приговорили первую бутылку, отец

Вероники откинулся на спинку стула и закурил.

– Сильно переживал, когда Вероники не стало?

– Да, но, я думаю, это не сравнить с тем, что пришлось пережить вам.

– Это да! Лучше и не знать! – он стряхнул пепел прямо в тарелку и снова глубоко затянулся. – Дети есть?

– Нет…

– Тогда ты не знаешь, что значит иметь ребенка, и каково это – даже представить, что можешь его потерять… И, я смотрю, кольца нет… Значит, не женат?

– Не женат, но есть девушка в Москве… Кристина… Она беременна…

– Какой срок?

– Шесть месяцев… Врачи говорят, девочка будет…

– Девочка – это хорошо! Я вот всегда пацана хотел. Думал, родится девчонка – и чего с ней делать? С пацаном-то все ясно: машинки, солдатики, футбол, войнушка. А когда Вероника родилась, вдруг понял, какое это счастье – девочка. Девочки любят своих отцов, если те их тоже любят!

– А я боюсь…

– Чего боишься?

– Не самого ребенка и не ответственности, а того, что ничего не знаю об этом. Как на руки взять, как купать, кормить, спать укладывать? Что делать, если он… или она кричит? Как понять, чего хочет?

Впервые за наш разговор и вообще за наше с ним знакомство, я вдруг увидел на лице отца Вероники улыбку и услышал, как он смеется.

– Ха-ха! Это пройдет, как только ты впервые возьмешь дочку на руки! Вот увидишь. Ты сразу поймешь, ради чего все было до ее рождения и для чего должно быть после. Ты будешь готов порвать на куски любого, кто только может причинить ей вред! И силы появятся и уверенность в себе. Поверь!

Ей Богу, если бы не знал, что передо мной сидит бывший десантник, принимавший участие в боевых действиях, то, наверное, не удивился бы его увлажнившимся глазам.

– Так что, будь уверен, если я все-таки узнаю, кто тогда сбил Веронику, и эта мразь еще ходит по земле, я его найду и удавлю голыми руками! Он мне за каждый волос на ее голове ответит… за каждый день ее жизни… и за каждый наш с Надей день без нее! Убью и глазом не моргну!

– И сможете с этим жить? – скептически спросил я, искренне считая, что подобные слова люди обычно бросают на ветер либо в силу своей склонности попусту молоть языком, либо, что называется, по пьяни.

– Я? – отец Вероники еще раз глубоко затянулся, выдохнул в потолок струю дыма и, наклонившись над столом, затушил окурок в тарелку. – Смогу! Или я, по-твоему, в Афгане и в Чечне полевой кухней заведовал и картошку чистил?

– Ну, там война была…

– А здесь тебе не война? – он мотнул головой в сторону окна. – Человек человеку – волк! Все то же самое, только официально убивать не разрешено. А тот, кто пошустрее или блат имеет, ничем не гнушается… И таким вот как раз убийства с рук сходят!

Конец ознакомительного фрагмента.